— Этот Ганелон, — сказал им король, — ходил со мною в испанский край. Погубил он мою двадцатитысячную рать, погубил моего племянника Роланда, славного рыцаря Оливье и храброго архиепископа Турпена. Купили его мавры, за что предал он им славных французских пэров.
— Не стану лгать, — возразил Ганелон, — и не буду скрывать: Роланд лишил меня всех моих сокровищ за что и поплатился. Но это месть, а не гнусная измена!
— Рассудим все по праву, — ответили бароны.
Встал Ганелон в кругу тридцати своих родичей — на вид горд он и смел, вот был бы удалец, бейся в его груди честное сердце! Громким голосом возвестил он суду:
— Да, ходил я в поход с императором, предан был ему и телом, и душой. Однако возненавидел меня граф Роланд и решил погубить — отправил меня на верную смерть к маврам, и только хитростью смог я вырваться от царя Марсилия. При всех я бросил вызов Роланду, при всех я вызвал пэров на открытый бой — я отомстил Роланду, но я не изменял!
— Рассудим все по праву, — снова ответили бароны.
Видит Ганелон, что дело плохо, и говорит своим родичам:
— Помогите же мне, будьте мне оплотом, а то кончу я свои дни на лобном месте, как негодный простолюдин!
И тогда сказал Пинабель, друг его и защитник, отважный да к тому же красноречивый:
— Ничего не бойтесь, граф! Кто хоть слово вымолвит о казни, будет иметь дело с моим мечом!
Испугал судей Пинабель, и молвили они друг другу:
— Пора кончать с этой тяжбой. Роланд мертв, кто сейчас разберет, где правый, а где виноватый. Надо просить Карла, чтобы дал он пощаду Ганелону. Будет граф снова верой и правдой служить королю, а золотом или кровью дела не поправишь!
Так и сказали они императору, а тот в ответ:
— Да вы все такие же предатели, как Ганелон!
Поник он челом, задумался в печали, и тогда подошел к нему граф Эмери Нарбоннский.
— Сеньор, — сказал он королю, — умерьте вашу скорбь. Вы сами вручили мне Роландов Дюрандаль — кому же, как не ему, отомстить за смерть Роланда? Ганелон обрек Роланда на смерть, нарушил свою клятву и презрел свой рыцарский долг. Казни достоин изменник, а не пощады. А если кто из его родичей поеме дать отвод такому приговору, я готов подтвердить свои слова могучим Дюрандалем.
— Вот это дело! — воскликнули бароны.
Тогда встал Пинабель — рослый и отважный воин — и с такой силой снял свою правую перчатку, что окажись кто ненароком под его рукой, не сносить бы несчастному головы.
— Воля ваша, государь, — сказал Пинабель, протягивая перчатку императору, — но я должен вступиться за честь моего родича.
Тогда и граф Эмери протянул королю свою правую перчатку, после чего судьи дозволили поединок, а соперники попросили себе коней и стали облачаться в надежные доспехи. Подвязали шлемы ремнями, на ноги надели шпоры, к поясам привесили мечи — у каждого крепкий щит и острое копье. Вскочили соперники на скакунов и отправились на обширное поле под Ахеном, где уже ждала поединок стотысячная королевская рать.
Разъехались противники в разные концы поля, а потом отпустили поводья и пришпорили коней. Помчались скакуны навстречу друг другу, пригнулись к их шеям всадники и на полном скаку вонзили друг в друга копья. Копье Эмери с металлической лилией на конце пробило щит Пинабеля, взрезало его бронь — от такого удара порвалась подпруга и свалился Пинабель на землю. Но и он не промахнулся — вонзилось его копье в щит Эмери, раздробило его на куски и выбило Эмери из седла на зеленое поле.
Никто не сказал ни слова — только вздох пронесся над стотысячным войском.
Вскочили бойцы на ноги и бросились друг на друга, вытаскивая из ножен могучие мечи. Зазвенели клинки, посыпались искры — до того сильны удары, что, кажется, от каждого содрогается земля и колеблется трава на всем боевом поле.
— Сдавайся, Эмери! — кричит Пинабель. — Стану я тебе верным слугой, отдам тебе все свои владения, только помири Ганелона с Карлом, не дай свершиться неправедному суду!
— Лучше помолчи, Пинабель, — отвечает Эмери. Низко и стыдно уступать тому, кто защищает измену и предательство. Пусть рассудит нас Господь!
— Вот как! — в ярости воскликнул Пинабель и ударил врага в крепкий провансальский шлем. От искр запылали на поле травы, а меч Пинабеля с легкостью расколол на Эмери забрало, поранил графу лоб и правую щеку и до самого живота прорезал панцирь.
Почувствовал Эмери, что заливает ему глаза кровь из раны, собрал силы и ударил могучим Дюрандалем по шлему противника. Не выдержал шлем — треснул пополам, и раскроил Дюрандаль череп непокорному Пинабелю.