— А ведь не сглупил ты, Гильом, когда поехал за нами. Хотел ты оказаться в Оранже, вот мы тебе и поможем. Стащу я тебя нынче туда силком, чтобы увидела сестра моя Орабль, какую добычу я ей доставил. Насидишься ты в подвале под главной нашей башней, пока Тибо не узнает, кем убиты его послы. А тогда взыщет он с тебя за смерть каждого своего воина.
— Трус! — ответил ему граф, закусывая губы от боли и обиды. — Погоди, стану рыцарем, и ты первым будешь нанизан на мой меч!
Подивились сарацины необузданной храбрости Гильома, а тот продолжал:
— Не трать понапрасну слов, а лучше прикажи прибавить шагу, чтоб еще до заката поспеть нам в Оранж. Пусть туда заявится Тибо, но, прежде чем сделает он Орабль своей женою, придется ему сначала поговорить со мной!
Коррель от ярости чуть не убил на месте пленника, но Кларион остановил брата:
— Побереги француза. Завтра будет время выместить на нем злобу.
Громко препирались сарацины с Гильомом и не заметили одного из нарбоннцев, что оказался на их пути. Тот же примчался мигом к оруженосцам, которых вместе с обозом увел в леса бородач Ансельм, и окликнул юного Бернара:
— Сеньор, большая беда стряслась с вашим братом — пленили его сарацины и тащат его с собой в Оранж!
— Бароны! — позвал Бернар оруженосцев. — Вы все юные дворяне и сыновья доблестных вассалов. Вы тоже ждете рыцарского сана — помогите же мне спасти моего брата!
— Мы с вами, Бернар! — вскричали оруженосцы и, оставив обоз под охраной небольшого отряда, бросились вдогонку за сарацинами.
А граф Эмери Нарбоннский, разгромив войско Отрана, возвращался тем временем назад, чтобы соединиться с Гильомом. Каково же было его горе, когда он увидел на холме одинокого скакуна. Стоял Пятнистый, низко опустив голову, словно сокрушался о том, что сам он смог избежать плена, а его хозяин оказался в руках врагов. Подъехал граф к Пятнистому и поймал его за узду. А конь, хоть и был горяч, покорился старому рыцарю, потянулся к нему мордой и тихо заржал, будто выплакивал свою печаль по хозяину.
— Добрый конь! — в слезах воскликнул граф. — Ты потерял лихого седока, а я — свою надежду, своего сына. Вошел бы он в года и стал несравненным рыцарем. Не знать мне больше в жизни ни радости, ни веселья!
Припал он к луке седла, на которой остались пятна крови Гильома, и чуть не упал на землю в беспамятстве от охватившего его горя.
Но тут подъехали к нему бароны и поспешно закричали:
— Эмери, ваш сын Гильом жив! Он только взят в плен язычниками. Коль удастся нам нагнать нехристей, мы покажем, как можем постоять за молодого графа!
И тогда пришпорили французы коней и во главе с Эмери Нарбоннским устремились вослед язычникам. А те, словно чуя опасность, торопятся через пустошь, которая началась как раз за пять лье от Оранжа. На переднем муле везут язычники связанного Гильома, гарцуют вокруг него четыре оранжских короля, мечтают, каким мукам предадут они пленника, а тот беспечно погрузился в грезы о богатом Оранже и красавице Орабль.
Тут-то, на пустоши, и настигли французы мавров. Бернар первым добрался до Клариона, вспорол его кольчугу копьем и сбросил наземь ненавистного врага. Окружили нарбоннцы недругов, погнали их по полю, а Гиль ом, увидя своих, воспрял духом и возликовал, когда на полном ходу подскочил к нему Бернар и рассек мечом его путы. Ни минуты не стал медлить Гильом: ухватил он за волосы Мюргале, который ехал с ним бок о бок, и обрушил на язычника кулак — вышиб он королю глаз, выбил зубы, и сарацин испустил дух, даже не поняв, что с ним произошло.
Спешились французы, и Гильом обнял своих оруженосцев.
— Вы спасли меня, бароны, — сказал он в радости, — буду я об этом помнить до гроба, и, когда Карл сделает меня рыцарем, я сам препояшу вам бедра мечом и добуду вам богатства.
Тут пришел в сознание раненый Кларион и взмолился:
— Пощадите нас в угоду Орабль, и мы еще с честью вам послужим!
— Вот как? — откликнулся Гильом. — Вспомнили бы вы пораньше про вашу сестру, небось и жертв было бы поменьше. Бернар, трубите отбой, зовите сюда нашего отца.
Вскоре старый граф обнимал своего освобожденного сына.
— Кем вы так жестоко ранены в плечо? — всполошился он, но Гильом пресек все попытки забинтовать его рану.
— Не беспокойтесь, отец! Подпустил я к себе неосторожно одного из врагов, однако уже с ним расчелся — так огрел его кулаком, что пал он с коня бездыханным. Однако остальных отпустите, отец, с миром. Пусть возвращаются в Оранж и расскажут королевне обо всем, что видели.