Бросились звери на гостей и давай их драть: у одного рвут рубаху, у другого сдирают горностаевый мех с богатого плаща. Криком и воем наполнился Глорьетский дворец.
Не выдержал Тибо — белый от ужаса вскочил на ноги и бросился вон из пиршественной залы. Сбежал он с крыльца и закричал своим воинам:
— На коней! Надевайте доспехи, мы возвращаемся в Нарбонну.
— Вам видней, — ответили вассалы, и при бледном свете зари отправились король и его свита восвояси. Без привала домчались они до Нарбонны, потребовали у Эрменгарда назад заложников, замкнули вокруг города кольцо осады, и решил Тибо не силой, так голодом расправиться с непокорными нарбоннцами.
А Эрменгарда обнимала своих малолетних детей, вздыхала и молилась Пресвятой Богородице:
— Помоги мне, Дева Мария, не осталось у меня даже корки хлеба на пропитание детям. Неужели сдаваться беспощадному врагу? Но ведь никого не пожалеет Тибо, казнит и меня, и моих сыновей.
— Не кручиньтесь, матушка, — вскричал Аймер, — да, не ели мы уже три дня, и, может, недолго осталось нам жить, но, если есть у вас тройная броня, да крепкий шлем, да острое копье, дайте их мне, и выступлю я против сарацин!
— Мы с вами, брат! — откликнулись Бев и дитя Гибер.
— Ну что же, дети, — невесело сказала графиня, — вовеки не было в нашей семье трусов. Коли нет выбора, идите в бой, и да пребудет с вами Господь!
Вскочили мальчики на коней, призвали оставшихся в живых рыцарей — и вылетели нарбоннцы из ворот, криками подгоняя пегих, чалых и каурых скакунов.
Чего не ожидали нехристи, так такой отважной вылазки защитников города. В тот час подходил к Нарбонне большой караван с провиантом, который отправил Тибо друг его — берберский король. Три сотни верблюдов, груженных мукой и хлебом, солониной и вином, и множеством прочих припасов, входили в сарацинский лагерь, когда рядом оказались смелые нарбоннцы. Аймер, не раздумывая, напал на одного из сарацин и сбил его на землю. Бев, вслед за братом, справился с другим противником. И даже малыш Гибер отличился — так ударил копьем в щит одного из мавров, что скинул того с коня, приведя в ужас прочих язычников. Бросились они врассыпную, не поняв толком, что случилось. А Аймер тут же приказал подвезти обоз к нарбоннским воротам. Пока пришли в себя осаждающие, последний верблюд уже скрылся за городской стеной. Ринулись басурмане следом, и хотя ловко и мужественно отбивались юноши, но в последний миг окружили враги Бева, обезоружили юнца и, пленив его, отвели под высокую сосну, где стоял шатер короля Тибо.
— Как тебя звать, храбрец? — презрительно спросил король пленника.
— Зовут меня Бевом, я сын графа Эмери и, хотя юн летами, со многими врагами уже успел расчесться. Не был бы я сейчас связан, и тебе, король, не дал бы я спуску!
— Вот как? — в ярости воскликнул Тибо. — Об этом скажешь еще раз завтра поутру, когда на вершине холма, как раз перед окнами твоей матери Эрменгарда, мы тебя повесим!
— Пусть! — гордо ответил Бев. — Зато я спас многих, и теперь, когда ваш обоз у нас в крепости, Нарбонна продержится до возвращения моего отца и брата Гильома. Что-то ты тогда скажешь, король?
А меж тем Аймер соскочил с коня у Нарбоннского дворца, и графиня приняла из его рук окровавленный меч.
— Где же Бев? — спросила она с тревогой, оглядывая вернувшийся отряд.
— Пленили его неверные, — с грустью ответил Аймер, — и отвели в шатер короля Тибо.
Зарыдав, опустилась Эрменгарда на мраморные ступени дворца, но Аймер нежно поднял ее с земли и стал увещевать:
— Не время плакать, матушка. Велите нас накормить, немало еды добыли мы для Нарбонны. А уж потом мы с Гибером решим, как должно поступить.
Поутру, еще и заря не взошла, надели мальчики доспехи и с отборным отрядом незаметно выехали за ворота. Велел Аймер своим рыцарям засесть в леске, неподалеку от нарбоннских стен, и чуть что спешить на выручку. Пришпорили братья коней, пронеслись в карьер сквозь вражеский лагерь и появились внезапно у королевского шатра, где в тот миг шел совет, какой смертью казнить Бева, чтобы неповадно было христианам появляться за воротами крепости.
— Тибо! — крикнул, подъезжая к королю, Аймер. — Отпусти немедленно нашего брата, не то головой заплатишь за его жизнь!
Сарацин от негодования забыл про меч и, сжав кулаки, бросился к отроку.
— Наглец! — завизжал он. — Ты сегодня же будешь повешен вместе со своим братцем!