Обнажил язычник меч, пришпорил Алиона и нанес недругу сокрушительный удар. Прошло острие меча сквозь забрало, рассекло под шлемом кольчужный наглавник, срезало у Гильома прядь волос и отрубило напрочь кончик его носа. Потом упал меч на холку Пятнистого и разрубил знаменитого Гильомова коня надвое. Рухнул Пятнистый наземь, отбросив седока далеко в сторону, в последний раз спасая хозяина от неминуемой гибели. Корсольт не удержал меч в руках, а Гильом уже вскочил на ноги — кровь заливала ему лицо, и смешались с ней рыцарские слезы: не боль от раны почувствовал Гильом, а боль и тоску от утраты своего верного друга. Разъярился граф, выхватил Дюрандаль и нацелился нанести эмиру удар в голову. Но так велик был нехристь, что меч лишь на плече прорезал противнику бронь. Расползлась от удара кольчуга, до трехсот колец свалилось в песок, но защитил доспех Корсольта.
— Совсем ты робок, — крикнул он сопернику, — бьешь слабее, чем жалит овод!
Застонали римляне, обратили к Господу новые молитвы, а язычник пришпорил Алиона и ушел на арбалетный выстрел от графа. Выронил он меч, которым разрубил Пятнистого, — но схватился за булаву и на полном скаку ударил ею по Гильому. В испуге закрылся граф Гильом щитом, но прочный щит лопнул под ударом, и булава, словно коршун, падающий из тучи, скользнула по графскому шлему и совсем погнула забрало. Быть бы графу уже мертвым, но промахнулся Корсольт. От удара закружилась у Гильома голова, застелил глаза туман, но заметил француз, что и турок потерял немало крови и притомил своего скакуна. Самое время пришло спешить нехристя, но решил Гильом пощадить Алиона и отнять его у врага взамен своего Пятнистого.
А эмир снова стал насмехаться над противником:
— Ну что, трус, осталось у тебя теперь полноса, кому ты такой нужен? Отречется от тебя родня, и пойдешь ты в нахлебники к своему Людовику! Если, конечно, жив останешься — да не бывать этому! К тому же я успел проголодаться, а у Галафра давно накрыт стол, ждет король меня к ужину, дивится, наверное, что я так медлю!
Припал сарацин к передней луке, старается достать с седла графа Гильома, — но тот в последний миг отскочил в сторону и обрушил на басурманина ответный удар. Как раз по золотому шлему пришелся Дюрандаль — пробил сталь, прорезал кольчужный наглавник, изорвал плотный войлочный подшлемник и на целую пядь раскроил эмиру темя. Поник Корсольт на шею коню, хочет булаву поднять — да не держит ее рука.
— Не отречется от меня родня! — крикнул Гильом. — Не пойду я на хлеба к моему сеньору! А вот за кончик моего носа расплатишься ты всей своей головой!
Отбросил граф в сторону остатки щита, схватил Дюрандаль обеими руками и рубанул нехристя по шее: лопнули завязки его шлема и скатилась голова с вражьих плеч на кровавую траву. А следом упал на землю и труп поверженного исполина.
Не стал рыцарь терять времени даром — укоротил кое-как длинные стремена на Алионе и, с трудом вскочив в седло, поехал не спеша в сторону своих. Весь народ повалил встречать героя — в первых рядах первосвященник и племянник Гильома Бертран.
— Вы живы, дядя? — вскричал юноша, увидев, что лицо Гильома заливает кровь.
— Жив по Божьей милости! — ответил граф. — А за такого скакуна не жаль отдать и кончик своего носа! И хоть стал мой нос малость короче, зато отныне буду я длинней именоваться.
Тогда-то и дал Гильом сам себе то прозвище, которым с тех пор звала его вся Франция.
— Пускай те, кто хочет мне добра, знают, — сказал он, — что зовут меня отныне не только Гильом Железная Рука, но и Гильом Короткий Нос!
И тот, кто слышал песни и легенды о Железной Руке или сказания о Коротком Носе, знал, что речь идет об одном человеке — графе Гильоме из Нарбонны!
— Что ж, дядя, — сказал Бертран, — теперь вы отдыхайте, а мы довершим ваше дело и разгромим сарацин.
— Э, нет, — возразил Гильом, — никто не посмеет без меня начать боя, никто про меня не скажет, что меч мой заржавел!
Возликовали римляне и поняли, что победа на их стороне. А Галафр тем временем приказал снимать палатки и уходить восвояси.
— Урон невосполним, — сказал он сокрушенно, — Корсольт убит, пощадим же остальных.
Четырнадцать сарацинских горнистов затрубили сбор, весь языческий лагерь пришел в движение, и Гильом, услышав шум во вражеском стане, двинул свой отряд вслед неверным. Короток был бой: храбро рубился юный Бертран — под стать своему дяде. А Гильому в тот день и вправду улыбнулась судьба: мало того что победил он могучего эмира, так еще пленил самого Галафра.