Но тут, по счастью, сгустился туман, и Гильом направил свой отряд прямо к городским стенам, и французы незаметно проникли в город. Увидели их стражники, когда бароны уже ворвались в ворота.
— Монжуа!.. Монжуа!.. — взлетел в небо их боевой клич — и пошла битва! Услышав, что Гильом вошел в город, вылазчики бросились назад, а тогда с тыла ударила по ним королевская рать. Нашел Людовик силы и мужество собрать своих рыцарей и повести их в бой на подмогу графу Гильому.
А король Гвидо совсем потерял голову от ярости и недоумения: никак он не ожидал, что противник может так быстро оказаться в городе. И тогда, чтобы устрашить французов, приказал он казнить на виду у них своих пленников. Никого не пожалел Гвидо — повесил и раненых, и бойцов, и престарелых рыцарей, и даже красавицу королевну.
Увидя дело его рук, не мог Гильом сдержать слез и сказал Людовику:
— Государь, много видел я на белом свете злодейств, но не доводилось мне встречаться с такой жестокостью. Бросаю я вызов Гвидо — если откажется, убью его, как труса. Если же согласится на поединок — все равно не дожить ему до сегодняшнего вечера.
Пришпорил гонец коня и вскоре вернулся к Гильому с известием от Гвидо: тот велел французу убираться подобру-поздорову, но если хочет граф сложить голову — пусть ждет короля на высоком холме за городской стеной.
Так, второй раз добравшись до Рима, второй раз оказался отважный поединщик на вершине зеленого холма, где судьба уже сводила его с эмиром Корсольтом. Не знал об этом Гвидо, а то отказался бы от своей безумной затеи. Недолго пришлось ему сражаться с графом — верный Дюрандаль так лихо отражал удары и так ловко взрезал броню противника, что вскоре на том живого места не осталось. В конце концов рубанул граф короля по шлему, но соскользнул клинок, раскроил Гвидо грудь и рассек надвое жестокое сердце завоевателя.
— Вот и свели мы с тобой счеты — за всех повешенных тобою рыцарей и за красавицу королевну, краше которой не было на белом свете!
И когда въехал отважный граф в Рим, то сначала пошел он к монастырской стене поклониться могиле безвинно убиенной своей невесты; затем призвал к себе племянников Гальдена и Алельма и посадил их править Римом и его землями; и только после этого повел он в престольный храм своего сеньора Людовика, венчал его короной Франции и заставил присягнуть ему всех — и того, кто всегда соблюдал верность, и того, кто готов был впасть в измену.
А потом король и его защитник граф Гильом направились в милую Францию. Людовик остался править в Париже, а граф, вздыхая украдкой об отложенном отдыхе, вновь принялся усмирять вздоривших баронов. И, наверное, дождался бы славный рыцарь дня, когда вволю погулял бы и поохотился, и навестил бы своего престарелого отца Эмери Нарбоннского, кабы Людовик оценил все, содеянное графом, по его заслугам и по справедливости. Но мирная и веселая жизнь в королевском дворце вытеснила из сердца его владельца память о верном, но далеком рыцаре.
ИСТОРИЯ ДВЕНАДЦАТАЯ
Встреча у моста. — Дары государя и честь рыцаря. — «Стыд мне и срам, если я здесь останусь!» — Четверть милой Франции. — Как завоевать мир и казну. — В поход! — Уловка Бертрана. — Ремесло погонщика. — Рыночная площадь. — Хитрый Тиакр. — Сомнения и насмешки. — Товар и покупатели. — И вновь звучит Олифан.
днажды в конце мая через Малый мост, что соединял остров Сите в Париже с левым берегом Сены, проехала большая и шумная компания охотников. На переднем коне гарцевал могучий и рослый рыцарь, его окружали сорок юных удальцов. Молодые бароны везли ловчих птиц на длинных сворках бежали гончие псы, у рыцаря же на левом боку висел колчан, а за спиной — огромный лук, сделанный из цельного и гибкого дерева. Слуги понукали мулов, которые с трудом тащили туши двух оленей, убитых на обратном пути.
Так возвращался домой с удачной охоты знаменитый граф Гильом. Давно он промышлял в окрестных лесах — пропылился в дороге, пропах дымом костров — и обрадовался, встретив за мостом своего племянника Бертрана.
— Милый племянник, — воскликнул граф, — откуда едете и почему так невеселы?
— Еду я, дядя, из королевского дворца, — отвечал Бертран. — Провел я в нем целый день и вдоволь всего наслушался. Невесел же я вот отчего: оделял сегодня наш император вельмож — одному дал замок, другому землю, кое-кому и целый город достался. Только ни вам, ни мне не дал император ни гроша. Я-то еще молод, может, и невместно мне просить у короля подарки, а вы — прославленный герой, вы не щадили для короля ни себя, ни других рыцарей. Но стоило вам уехать — король и не вспомнил ни про вас самого, ни про ваш род!