— Докажи! — закричал Аррагон. — Докажи немедленно, а то шкуру спущу!
Тогда нечестивец Салатре стянул с себя парчовую рубаху и что есть силы хлестнул ею по лицу ничего не подозревавшего Гильома. Осыпалась с того подсохшая краска, и вновь посветлел он ликом.
Оторопел барон, а Аррагон вскочил с места и сказал, не скрывая ярости:
— Вот и кончились твои дни, Гильом, — опознан ты моим слугой, напрасно ты пробирался к нам за Рону. Клянусь Магометом, будешь ты сегодня же сожжен, а прах твой мы развеем с самой высокой нашей башни!
Побагровел Гильом от гнева, испугался Гелен, приуныл Гильбер, — оказаться бы им сейчас дома, в Ниме или Париже. Да нет — лицом к лицу с ними стоят сарацины, и нет ни секунды, чтобы решить, как выбраться из этой западни. Тогда, не раздумывал, схватил Гильом одно из поленьев, что были приготовлены для очага, взметнул его над головой и одним ударом расколол череп Салатре.
— Монжуа! — закричал граф. — Монжуа, бароны! Рази врагов!
Бросился он с поленом наперевес в самую гущу язычников и стал крушить их направо и налево. Не раздумывали и его сообщники. Гильбер тут же проткнул своим дорожным посохом ближайшего нехристя, а соседу его переломил хребет — так, что тот мертвым отлетел прямо к дворцовой стене.
Не отстал от своих и юный Гелен — целый коридор пробил он клюкой в рядах неверных и до того их напугал, что бросились турки вон, застревая в дверях и стараясь поскорее отпихнуть друг друга в надежде укрыться от беснующихся французов. Те же повыгнали всех наружу, заложили дверь на засовы и подняли за цепь подъемный мост, что соединял башню Глорьетского дворца с крепостью.
Так отважные лазутчики заточили сами себя внутри дворца, и нет им теперь отсюда выхода.
У Аррагона чуть ум не помутился от бешенства. Снова и снова бросал он своих воинов на штурм цитадели — обрушились на французов тучи копий, пролетающих над зубцами башни; попробовали было сарацины забраться наверх по приставным лестницам — но французы, не щадя себя, отталкивали лестницы от стен, сшибали язычников и топили их во рву.
Не взять басурманам башни — отошли они от ее подножия, стали решать, как побыстрее овладеть им пленниками. Гильом же воспользовался минутой передышки, достал из-за пояса повязку и, надев ее на руку, отыскал в глубине сада принцессу Орабль, которая укрылась там со служанкой от внезапного сражения. Побледнела Орабль, увидев повязку, и вскрикнула:
— Граф, это в самом деле вы! Значит, вас разыскал мой гонец, о котором я больше не слышала ни слова!
— Да, госпожа, — ваш слуга не застал меня ни в Париже, ни в Нарбонне, и только в Ниме, когда разгромили мы Отрана и Голиафа, смог он наконец вручить мне ваше письмо и эту повязку. Я прочел письмо, принцесса, и поверил в нем каждой букве. А повязку надеваю нынче впервые: чует мое сердце — наступил для меня решающий день, и я буду молиться, чтобы ваша любовь, как вы того и желали, сохранила меня в бою! А постельничий ваш цел и невредим и прибудет к вам, если только мы выберемся из этой западни.
— Милый граф, — сказала Орабль, — я была уверена, что мы свидимся с вами; с тех пор как вы изгнали Тибо Арабского, не было мне покоя, не могла я ни пить, ни есть и мечтала о нашей встрече. Однако я и думать не хочу, Гильом, что, вас увидев, могу вас тут же лишиться! Пойдемте со мной, граф!
Провела она Гильома в свои покои — а там, в большой комнате, стоял у стены ларь. Открыла его принцесса и подала рыцарю бронь из кованых колец, да вызолоченный зеленый шлем, да крепкий щит, да острый меч.
— Вот теперь я готов к бою! — воскликнул Гильом.
— Постойте, сударь! — окликнула его Орабль. — Здесь найдутся доспехи и для ваших друзей!
Вскоре Гелен с Гильбером тоже красовались в знатных латах и сжимали в руках мечи и копья. И вовремя! Пока готовились они к бою, приставили сарацины множество лестниц и со всех сторон взобрались на башню. Тут-то и показали французы, на что способны настоящие рыцари! Когда сломались копья, взялись они за мечи и пошли рубить сарацин, как ветви на деревьях. Выбили у Гелена меч из рук — Орабль со служанкой уже несут ему секиру. Не сосчитать потерь у язычников, бросились они назад, к лестницам, да немногие уцелели. Всех изгнали рыцари из башни, а трупы убитых сбросили следом в глубокие рвы.