Когда Лидия заметила Ига, смотревшего на нее с порога, ее папка соскользнула с колена. Она ее поймала, но было уже поздно, бумаги веером рассыпались по полу. Некоторые из них закачались в воздухе в бесцельной, неторопливой манере снежинок, и Иг снова подумал о дельтапланеристах. Иногда люди прыгали с Королевиной кручи и без всяких крыльев. Это место облюбовали самоубийцы. Может быть, стоит и ему туда съездить.
– Игги, – сказала мать, – я не знала, что ты сегодня придешь.
– Я знаю. Я тут все ездил туда-сюда. Я не знаю, куда мне податься. Это утро стало настоящим адом.
– Бедный мой мальчик, – сказала Лидия. Ее лоб сочувственно наморщился.
Иг уже очень давно не видел на лицах людей сочувственного выражения и так хотел хоть чьего-нибудь сочувствия, что, встретив его, как-то сразу обмяк.
– Мама, со мной происходит нечто ужасное, – сказал он срывающимся голосом.
Впервые за все это утро он был близок к тому, чтобы расплакаться.
– Бедный мой мальчик, – повторила мать. – Ну почему ты не мог пойти к кому-нибудь другому?
– Извини?
– Я не хочу больше слышать о твоих проблемах.
Жгучее ощущение в его глазах слабело, порыв заплакать стихал так же быстро, как и пришел. Рога запульсировали саднящей болью, даже не совсем неприятной.
– Я вляпался в неприятности.
– Я не желаю этого слушать. Не хочу этого знать.
Мать присела на корточки, собирая свои бумаги и засовывая их в папку.
– Мама, – сказал Иг.
– Когда ты говоришь, мне хочется петь! – крикнула она и закрыла уши ладонями. – Лалала-ла-ла-ла! Я не хочу слушать. Я хочу задержать дыхание, пока ты не уйдешь.
Она глубоко вдохнула и задержала дыхание. Ее щеки надулись.
Иг пересек комнату и опустился на корточки в таком месте, где ей не приходилось на него смотреть. Она так и сидела, закрыв ладонями уши и плотно сжав губы. Иг взял ее папку и стал запихивать в нее бумаги.
– И вот так, значит, ты всегда себя чувствуешь, когда видишь меня?
Лидия яростно закивала, ее глаза блестели.
– Ты только не задохнись, мамочка.
Мать взирала на него еще секунду, а затем открыла рот и глубоко, с присвистом вздохнула. Она молча наблюдала, как он кладет ее бумаги в ее папку.
Когда она снова заговорила, голос ее был тихий и визгливый, слова сыпались очень быстро, собираясь в подобие цепочек.
– Я хочу написать тебе письмо, очень милое письмо очень хорошим почерком на своей специальной бумаге, чтобы сказать тебе, как мы с папой тебя любим и как нам жаль, что ты несчастлив, и как для всех было бы лучше, чтобы ты просто ушел.
Иг засунул последнюю бумагу в папку и уселся на корточки, держа ее на коленях.
– Ушел – куда?
– Ведь ты же вроде хотел отправиться автостопом на Аляску?
– Вместе с Меррин.
– Или посмотреть Вену?
– Вместе с Меррин.
– Или учиться китайскому? В Пекине?
– Мы с Меррин говорили, не поехать ли во Вьетнам преподавать английский. Но я не думаю, чтобы мы и вправду так сделали.
– Мне все равно, куда ты направишься, лишь бы только не видеть тебя каждую неделю. Лишь бы только не слышать, как ты говоришь о себе, словно все в полном порядке, потому что ничто не в порядке и никогда уже не будет в порядке. Видеть тебя для меня сплошное несчастье. А я просто хочу снова стать счастливой.
Иг отдал ей папку.
– Я не хочу, чтобы ты больше был моим ребенком, – сказала Лидия. – Это слишком тяжело. Я хочу, чтоб у меня был один Терри.
Иг наклонился и чмокнул ее в щеку. И когда он это сделал, то увидел, как она тихо ненавидела его все эти годы за то, что у нее из-за него рубцы на животе. Он лично изувечил ее фигуру, а ведь та была хоть на разворот «Плейбоя». Терри был хорошим, внимательным мальчиком и оставил неповрежденными ее фигуру и кожу, а Иг все на хрен изуродовал. Однажды в Вегасе ей предложили пять косых за единственную ночь с каким-то нефтяным шейхом; конечно, тогда детей у нее еще не было. Вот это были денечки. Самые легкие деньги в ее жизни.
– Уж и не знаю, почему я говорю тебе все это, – сказала Лидия. – Я сама себя ненавижу. Я никогда не была хорошей матерью. – Затем она, похоже, осознала, что ее поцеловали, тронула свою щеку, провела по ней ладонью. Она смаргивала слезы, но когда осознала поцелуй, то улыбнулась. – Ты меня поцеловал. Ты думаешь… ты думаешь сейчас уйти?
В ее голосе дрожала надежда.
– Меня здесь и не было, – сказал Иг.