— Затем, что Он не нуждался ни в государственном муже, ни в кастеляне, ни в канцлере. Я не могу поверить, что Император предчувствовал постигшее всех нас бедствие, так что нашего прародителя избрали не ради подготовки к осаде. Ты не задумывался, как бы поступили братья нашего господина, если бы кого-то из них попросили вернуться на Терру, дабы присматривать за советом администраторов и сборщиков налогов? Захотел бы Гиллиман вмешаться в этот процесс? А что насчёт Пертурабо, которому кажется, что его не замечают, и эта паранойя крепнет день ото дня[2]? И зачем сковывать Сангвиния в роскошной келье, когда он может нести своё величие в самые дальние уголки Галактики?
— Мне понятен ход твоих мыслей. — Ранн, охваченный воспоминаниями, провёл тыльной стороной ладони по шрамам на щеке. — Долг перед Императором превыше всего. Наш повелитель доказал это, когда Девять Сорок три приводили к Согласию.
— Тем, что предоставил Фулгриму честь разрушить орочью цитадель? Возможно, но Дорн продемонстрировал Императору, что он самый послушный из Его сыновей, ещё раньше, у Тиссонова Пролива, когда Ангрон преследовал врагов в звёздной бездне, а мы держались в тылу, защищая его линии снабжения.
— Надёжность не всегда определяется тем, что ты готов остаться позади. Помнишь, как владыка Дорн возглавил первую атаку на Эпеллиант-Гелос, хотя собрались ещё не все силы флота? — Взгляд Ранна устремился на горизонт, капитан вспоминал давно минувшие дни кровавых городских боёв. В ходе той кампании они купировали только начинавшуюся контратаку противника, которая стала бы катастрофой для имперских сил, если бы набрала обороты. — Мы потеряли многих легионеров. Владыка Дорн знал о цене победы, но всё равно действовал.
— Рогал Дорн уже давно был Преторианцем Императора, — донёсся голос из неосвещённого дверного прохода позади воинов. — Задолго до того, как осознал своё положение. Император же понял это ещё после Ночного крестового похода, сто шестьдесят пять лет тому назад.
С момента запуска штурмового тарана «Споэтум»[3] мог пройти как год, так и секунда. Незаметное скольжение через пустоту по инерции создавало ощущение неподвижности, безвременья, которое не развеялось даже теперь, когда транспорт лёг на курс к цели и загрохотал маневровыми двигателями. С ним летели ещё шесть штурмовых кораблей, три из них опережали «Споэтум» на тридцать секунд, а ещё два поддерживали темп тарана, на борту которого находился Ранн. Позади них, на «Посланце Терры» кипела бурная деятельность: перезаряжались генераторы пустотного щита, закрывались аварийные двери, рабочие ремонтных бригад носились от одного участка к другому. Где-то впереди, в паре сотен километров, вражеская станция по-прежнему изрыгала свой гнев в виде опустошительных залпов лазерной энергии. Но не здесь. Здесь царили безмолвие и покой.
Фафнир Ранн, закованный в полный доспех, сидел внутри ещё одного кокона — толстого бронированного корпуса «Споэтума». Прикрыв глаза, он боролся с желанием взглянуть на хронометр дисплея шлема. Ещё несколько минут ему не требовалось делать ничего, только ждать, и легионер наслаждался этой отстранённостью.
Говорить было не о чем. Астартес самого Ранна и ещё одного отделения, вместе сидевшие в тесном абордажном транспорте, точно знали, когда и как нужно действовать. Будучи воинами 45-го штурмового кадра Десятого крестового похода VII легиона, они находились в подобной — или схожей — ситуации уже по меньшей мере пару десятков раз. Даже Фафнир, лишь недавно ставший сержантом, мог проделать все начальные стадии абордажной операции буквально бессознательно. Обдумывая их, он замедлил бы штурм на несколько секунд.
Но мыслями легионер возвращался к задаче, которую вскоре предстояло выполнить, и это раздражало его. Если Ранна ничего не отвлекало, он, следуя своей природе, неизбежно посвящал себя целям, стоящим перед ним как перед воином Императора. Он открыл глаза.
Ровно три минуты до того, как они наберут скорость для атаки.
Оба подразделения уже приняли штурмовое построение внутри тарана. Десять Астартес из отделения прорыва стояли в фиксаторах во весь рост, расположившись в шахматном порядке двумя рядами по пять бойцов, лицом к главной абордажной рампе впереди. Как только таран остановится, они сомкнут щиты и создадут нерушимый заслон — передвижное укрепление, столь же надёжное, как стена цитадели. В свою очередь, двадцать воинов Ранна, составлявших тактическое отделение легиона, разделились на две группы. Страховочные системы удерживали бойцов на наклонных скамьях, откуда они затем поднимутся и устремятся через боковые люки, словно пара ударяющих вместе волн.
Спустя две минуты Фафнир посмотрел вперёд на прорывников. Сержант Яго поднял силовой топор в знак готовности.
— Поступают данные сканирования, — сообщил им пилот по внутреннему воксу. — Вероятность пробить брешь в намеченной зоне — девяносто восемь процентов. Входной маршрут прямо по курсу, возвышение стандартное. Первая штурмовая волна корректирует целевую точку на пятьдесят по вертикали, чтобы обойти уровень ангаров. Обновления приказов отсутствуют.
— Понял тебя, — отозвался сержант Яго. Как старший из двух командиров отделений, он де-факто руководил бойцами на борту «Споэтума» — разумеется, лишь до тех пор, пока они не соединятся с лейтенантом Поллуксом.
Следующие слова Яго предназначались каждому легионеру на борту.
— Раз мы дальше от цели, нужно будет быстро покинуть зону прорыва. При расчистке места высадки действуйте по шаблону «Удар-пять». Стрелкам-специалистам занять позиции в авангарде.
В ответ затрещали отклики-подтверждения, в том числе от Ранна. Ему хотелось связаться с пилотом и уточнить, не удалось ли вражеским сенсорам засечь приближающийся абордажный отряд, но он знал, что в этом нет нужды. Если Дагеррону будет что доложить, он сообщит братьям.
С каждой секундой время немыслимо растягивалось. Фафнир осознавал, что причиной тому побочный эффект изменений в его организме, вызванных улучшениями тела и стимулирующими разрядами боевой брони. Восприятие легионера работало в ускоренном режиме, а потому казалось, что мир вокруг него почти застыл.
При старте штурмовых таранов их прикрывали массированным артиллерийским огнём и пусками торпед. Мишенью для них стала крупнейшая из орбитальных оборонительных станций — командный центр, согласно оценке владыки Дорна. Требовалось достичь максимального эффекта неожиданности, и на данный момент казалось, что план удался.
Другие звёздные базы подвергались атаке объединённого флота Легионес Астартес, и Ранн пожалел, что в таране нет иллюминатора, через который он мог бы наблюдать за разворачивающейся битвой.
— Как идёт война? — поинтересовался он у Дагеррона по вокс-связи. — Мы уже побеждаем?
Наступила пауза: пилот сверялся со скудными результатами сканирования и рапортами на своём пульте.
— Я бы сказал, что ход битвы лучше прогнозов, — ответил он. — Первый, то есть Тёмные Ангелы, уже уничтожил две базы в четвёртом секторе. В ходе крупномасштабных абордажных действий под предводительством «Трибуна» зачищен одиннадцатый сектор. Корабли Фениксийца...
В их вокс-канал вторгся голос Яго:
— Тишина в эфире. Тридцать секунд до входа в зону штурма.
Хотя говорил он ровным тоном, Ранн всё же почувствовал упрёк в его словах. Яго испытывал напряжение, на что имел полное право: его отделение примет на себя основную мощь вражеских ударов в первой фазе боя.
Время ползло вперёд.
Фафнир напрягся в фиксаторах, однако из-за резкого толчка при запуске штурмовых ускорителей его всё же дёрнуло в сторону. Топливо штурмового тарана выгорело за считаные секунды, но он успел разогнаться ещё на пятьсот километров в час. Оставшийся участок пустоты они пересекут менее чем за треть минуты.
— Десять секунд до удара, — предупредил Дагеррон.
Внутри доспеха Ранн сохранял неподвижность, однако ему казалось, что весь корабль сейчас развалится от тряски. К грохоту и скрипу корпуса добавился нарастающий гул: мелта-разрядники в носовой части тарана набирали мощность для пробивного залпа, который они произведут за миллисекунды до столкновения.
2
Отсылка к атазагорафобии — страхе быть забытым, игнорируемым. См. также разговор Пертурабо с его приёмной сестрой Каллифоной в последних главах новеллы «Пертурабо: Молот Олимпии».