Наконец они поднялись к месту проведения поединка, и Сигизмунд понял, что приглашённые группы высадили на корме исключительно ради этой грандиозной экскурсии. Затем он мысленно поправил себя — показ устроили не для участников дуэли, а для владыки Дорна, Льва и, прежде всего, Хоруса.
Седьмой примарх и пятьдесят его хускарлов занимали одну из сторон внушительного, напоминающего театр зала для совещаний, тогда как Лев и столько же его отборных воинов разместились на скамьях напротив. Между двумя группами, разделяя их, сидели Дети Императора и Лунные Волки со своими прародителями. В центре, где прежде стояли гололит и всевозможная аппаратура для военных советов, теперь находился открытый участок около двадцати метров в поперечнике, окружённый металлическими кабелями и засыпанный песком по щиколотку.
Большая арена, пространства для манёвра в изобилии, но из-за такого покрытия будет тяжелее работать ногами и сохранять равновесие. Сигизмунд слышал, что Третий делает всё с умыслом, а Фулгрим педантично уделяет внимание мельчайшим деталям. Вполне стоило предположить, что Фениксиец приказал обустроить арену именно так: на ней можно перемещаться и стремительно атаковать, но с постоянным риском допустить катастрофическую оплошность.
Вскинув кулак, Сигизмунд отсалютовал своему командиру, после чего сразу же перевёл взгляд на Барзареона, поборника Тёмных Ангелов. На вид он мало чем отличался от любого из легионеров Первого. Чёрные волосы подстрижены на уровне плеч и стянуты посеребрённой лентой на лбу, подбородок и щёки широкие, глаза тёмные. Казалось, что воин постоянно пребывает в движении — чуть покачивается, слегка перенося вес с одной ноги на другую, поигрывает плечами, крутит запястьями, шевелит пальцами. Полностью он не замирал ни на мгновение. Чемпион носил тёмно-зелёное сюрко с белым гербом Тёмных Ангелов, заметно более длинное и широкое, чем табарды VII легиона. Ниже эмблемы располагался какой-то символ в виде языков пламени, менее крупный и вышитый красной нитью. О его значении Имперский Кулак не догадывался.
На левом бедре Барзареона висели ножны с длинным тонким клинком. Навершие меча из бронзы и изумрудов возвышалось над позолоченной крестовиной в форме расправленных крыльев, как на гербе легиона. На полу, прислонённый к ноге паладина, стоял его щит, украшенный точно так же, как сюрко.
Эол, смотревший туда же, вскинул брови. Щиты обычно не применяли на дуэлях, хотя никакими правилами это не запрещалось. Доводом здесь служило то, что, хотя такое снаряжение давало более надёжную защиту, оно ограничивало наступательные возможности руки, держащей его. Если воинам разрешалось биться двумя мечами, то и выкладка с клинком и щитом не вызывала возражений.
— Он будет продвигаться со стороны меча, держа щит направленным к тебе, — шепнул Сигизмунд.
— Не учи рыбниц сети вязать, — укоризненно буркнул чемпион Дорна.
— Прости, магистр Эол, слова слетели с моих уст без вмешательства разума.
Проводив поборника VII легиона к краю арены напротив Барзареона и его секунданта, Сигизмунд мельком взглянул на владыку Дорна. Примарх беседовал с Гидореасом, главой своих хускарлов, однако не сводил глаз со Льва. Капитан кивал так, словно получал какие-то указания — судя по всему, они обсуждали стратегию предстоящего этапа кампании.
Затем, когда Фулгрим встал и поднял руку, Дорн замолчал, перевёл взгляд на своего чемпиона и удостоил его лишь одного одобрительного кивка.
— Братья мои, — заговорил Фениксиец, — я не стану утомлять всех нас вопросами, не желает ли кто-либо из вас отступиться и принести извинения другой стороне, ибо всем ясно, что только испытание поборников уладит ваши разногласия.