— Дурья твоя башка, двадцать арбалетов — это целый отряд.
— Арбалеты ещё не отряд. Людей нанять не на что, одеть не во что, кормить нечем.
— Хочешь — езжай один! — упёрся Гро.
Не поехал. Не боялся, конечно. Вот, скучно. Да. Скучно. А то бы поехал. А так не поехал. Не графское это дело — в одиночку по подозрительным шахтам ползать.
Дождались арбалетов. Пользовались ими в последний раз ещё должно быть при Хуме. Пришлось их перебирать чистить мазать, проверять. Лишь пяток штук оказались вполне приличными. Десяток были туда-сюда, а пять можно было хоть сейчас нести кузнецу на лом. Но ведь бесплатно. Взяли, можно сказать, и подарили пятнадцать арбалетов.
И Гро начал собираться. Первым делом кликнули по окрестным деревням шахтёров. Нашёлся парень лет двадцати, согласившийся за два золотых, прогуляться с ними. Оказалось, что прогулки эти под землю дорогое удовольствие. Верёвки, каски, припасы, фонари и факела. На войну собирались с меньшей тщательностью. Вестимо, там можно, если чего и забыл, у соседа перехватить, а под землёй соседей мало. Разве что тролли с гномами под рукой окажутся. Упаси нас, Паладайн, от такой компании.
Вышли в день Обретения Знака. Праздник у поселян по случаю окончания всех полевых работ. Зима начиналась. Лежи себе на печи и поплёвывай в потолок. Обмолотил пшеницу и плюнул. Нарубил дров и плюнул. Натаскал воды из проруби и снова плюнул. Вычистил конюшню и коровник и опять плюнул. Только Бина все эти крестьянские упражнения в извержении слюны не очень касались. Он теперь богачом был, у него целый золотой был на чёрный день припрятан. Сумасшедшие деньги если кто понимает. Целый бурдюк гномьей водки можно приобресть, а если похуже, водка-то, то и полтора.
Деревушка была та ещё. А может быть, уже другая. Между родовым замком Бинов и загадочной серебряной шахтой их несколько штук (вот, интересно, деревни можно считать штуками или только деревнями). В той деревушке.… Или лучше. В этой деревушке, было, пять покосившихся лачуг, тронутых плесенью, и одна лачуга, не покосившаяся и плесень с неё, видно, регулярно соскабливали. Над дверью из струганных досок была прибита красная вывеска, на которой зелёными буквами было написано «Яишня». Под довольно прямыми буквами красовалось жёлтое пятно. То ли кто грязью бросил, то ли «знаменитый» художник изобразил ту самую «Яишню». Сейчас уже никто объяснить происхождение пятна не мог. Да, в общем, никто о пятне ни у кого из обитателей той ещё деревушки не спрашивал. А сами они редким проезжим докучать не собирались. Нет, попросить монетку у купца или рыцаря, случайно оказавшимся в их краях, жители этой ещё деревушки не забывали, а вот объяснить появление жёлтого пятна на красной вывеске не спешили. Не спрашивают и ладно.
А Бин спросил.
— Эй, любезный, что это за кусок какашки прилип к твоей вывеске? — обратился рыцарь к пожилому (на вид) содержателю корчмы, сидящему на завалинке своего заведения.
О том, что это был не подвыпивший посетитель, а именно хозяин, говорил (красноречиво) почти белый фартук. Почти белый, семь лет назад, когда его сняли с отца нынешнего корчмаря, в нём и почившего мирно. Мирно? Ну, сунули ему нож под рёбра, а он свой обидчику в пузо. Кровь обоих смешалась на фартуке. Вполне мирно. Ведь не ругани не было ни драки с летящими вокруг обломками стульев, сунули друг в друга тесаки и упокоились. Так с тех пор кровь человека и гнома и сожительствовала на фамильной достопримечательности, на фартуке. Ведь подвыпивший посетитель был гномом. В этих местах гномы не часто появляются, можно даже сказать, вообще не появляются. Вот двое всего появилось. Один сделал наследником собеседника Бина. А второй позаботился о том, чтобы это наследство появилось. Только пусть об этом сам наследник и расскажет.
— Чё? — трактирщик, сын трактирщика и внук разбойника, оценивающе глянул на троицу странную, и зычно испортил воздух.
Молодой, несомненно, был рыцарем, усы, волосы и даже кошелёк на поясе, и старик тоже был хоть и покалеченный, но злой. Наследник решил ответить.
— Мне отец рассказывал, что как-то сам Реоркс под видом обычного гнома забрёл к нам в таверну и в благодарность за хорошую брагу собственноручно нарисовал яйцо поджаренное на вывеске, — и летописец снова произвёл ужасный звук, да и запах тоже, после чего икнул.
Сытая жизнь. Вот все говорят «сапожник без сапог», а получается, что трактирщик с омлетом, все-таки.
— Аппетит отобьёшь, — взъелся на него Гро и сделал шаг к двери, намереваясь открыть её.
— Не советую, — сморщился хозяин двери.
— Как так? — Бин даже отошёл на шаг назад.