Вася, когда он появился, нисколько не выбивался из общего формата шоу — он был чуть симпатичнее кошек и чуть несчастнее коровы. В отличие от животных, впрочем, он был сам себе дрессировщиком и конферансье — скакал верхом на пони, стрелял (дважды, конечно, промазав) из миниатюрного ружья по подброшенным капельдинером тарелочкам, а потом на удивление изящно спрыгнул со своего конька, достал откуда-то маленькую, чуть ли не пластмассовую скрипку и, подыгрывая сам себе, запел противным детским голосом: «Как-то раз одну девчонку я так любил, что просто жуть, были мы отличной парой, только ссорились чуть-чуть», — если бы Марина узнала, что текст песни написал сам Вася, она бы не удивилась — и сам лилипут, и его скрипка, и голос, и песня образовывали удивительно целостную композицию — понять, что из всех этих составляющих противнее всего, было просто невозможно.
Марина посмотрела на мужа — Карпов выглядел самым счастливым человеком на земле. Очевидно, если бы была такая возможность, он съел бы этого Васю, даже не выплюнув косточек, но, поскольку людоедство в системе координат Карпова никогда не относилось к числу добродетелей, он ограничился переданной лилипуту через администратора запиской — так, мол, и так, я Карпов из Москвы, хочу поговорить с вами об одном очень важном деле, жду вас в кофейне такой-то через дорогу от цирка.
Пока они ждали Васю в кофейне, Марина несколько раз сказала Карпову, что Вася, конечно, не придет, потому что быть лилипутом в цирке — значит не только скакать на пони по арене, но еще и напиваться в хлам по окончании представления, и то, что Карпов этого не понимает, говорит только об ограниченности самого Карпова. Карпов вяло возражал, но Марина видела, что муж снова нервничает — шансы не увидеть Васю были очень высоки. И, наверное, поэтому, когда лилипут все-таки появился, физиономия Карпова расцвела таким счастьем, на которое способен только двадцатидевятилетний женатый бездетный мужчина неопределенных занятий.
В свою очередь, Вася, как очень быстро выяснилось, почему-то был уверен, что Карпов не просто из Москвы, а из цирка Никулина на Цветном бульваре, поэтому, когда стало понятно, что никто не собирается переманивать Васю в Москву, лилипут заскучал и начал демонстративно собираться домой, тем более что Карпов чуть все не испортил — без лишних предисловий сказал лилипуту, что хочет «сделать его чуть повыше». Известно, что лилипуты очень болезненно относятся даже к самым невинным шуткам по поводу своих антропометрических данных, поэтому то, что Вася не полез драться с Карповым сразу, если о чем-то и говорило, то только о том, что у Васи были проблемы с гордостью. В любом случае ситуация начинала выглядеть конфликтной, и Марина поняла, что теперь нужно вмешаться ей — взяв Васю за руку, она самым примирительным тоном стала объяснять ему, что муж не имел в виду ничего плохого, и что он действительно — Марина сама толком не понимает, как, — собирается сделать Васю выше ростом.
Разговаривали долго. Потом молчали — Карпов на вырванном из блокнота листке записывал перечень продуктов, которыми Васе необходимо будет питаться после инъекции. Потом Вася с Карповым ушли вдвоем в туалет, и Марина не видела, как, помазав Васину руку чуть выше локтя спиртом, Карпов вколол ему в вену полшприца желтоватой жидкости — но он вколол, честно.
Когда Карпов и лилипут выходили из туалета, на них осуждающе посмотрела барменша. Юг всегда был самой консервативной местностью этой страны.
7
И, наверное, даже хорошо, что именно после этой поездки в город Карпов сильно заболел — простудился, не обращал на простуду внимания и через три дня слег с воспалением легких. Если бы не слег, то, пожалуй, он мешал бы нам следить за судьбой лилипута Васи, которая, бесспорно, стоила, чтобы за ней следить.
То есть поначалу никто ничего не замечал — каждый вечер Вася по- прежнему скакал на своем пони и, играя на скрипочке, пел свою дурацкую песню. Сколько в нем роста — девяносто три сантиметра или, например, девяносто пять, — издалека не разглядишь. Говорят, так же устроены беременные женщины: смотришь на нее — вроде такая же, как вчера, а потом раз — и огромный живот; когда успела?