Роя поблизости не было и медведь на недавно покинутом берегу тоже не шумел. С делянки доносились жуткие крики, которые быстро стихли. Похоже, рой задал мужикам хорошего жару. Сопротивляясь быстрому течению, сносившему Захарова в сторону, и прибивавшему его к опасному во многих отношениях берегу, он, окоченевший до крайности, причалил сам к противоположному, и, выбравшись на него, зарылся поглубже в лес.
Вода, текущая с гор, уже почти не прогревалась солнцем: Захарова колотило так, что перед его глазами всё прыгало и скакало. В любой другой ситуации он бы разделся и устроил голышом хорошую пробежку до полного согрева, но сейчас необъяснимый страх перед повторным нападением странного роя гнал его, мокрого и закоченевшего, подальше от открытого места. Он бежал до тех пор, пока не наткнулся на знакомый мост, и сообразил, что сделал приличный круг.
Забравшись под деревянный настил, к самой воде, Захаров затаился. Вокруг было тихо, не считая нудного звона вездесущих комаров. Часы, как ни странно, после незапланированной купели исправно шли и показывали почти три часа дня. Прошло больше часа, обед уже давно должен был закончиться, однако бензопилы молчали.
Что-то там было не так… Если на ребят напал этот странный во всех отношениях жёлто-красный рой, там могли быть хорошо покусанные. Только этим можно было объяснить тишину в нарушение трудовой дисциплины. Ближе к вечеру придут сразу два лесовоза, и если к тому времени им не подготовить груз, поднимется большой хай. И этот хай вероятнее всего, если первым прикатит Сашка Кузьмин. Порожняком он обратно не поедет, и ждать, когда ребята специально для него напилят нужное количество брёвен, он тоже тихо не захочет. До мордобоя дело не дойдёт, но завёдёт он всех основательно.
Захаров для страховки ещё посидел под мостом, пытаясь каким-то образом согреться, внимательно послушал звуки в тайге, но так и не сориентировался в обстановке.
Его уже давно не звали. Ни на обед, ни на работу…
Надо было идти туда самому. Вот смеху-то будет, когда ребята увидят, в каком он виде! Мокрый и без сапог! Они где-то там, в реке, если их не унесло течением. Глупо, конечно, было рисковать из-за каких то озверевших пчёл хорошими сапогами. Если пропадут, придётся работать в надоевших до смерти ботинках, а в выходные ехать в центр за новыми болотоступами. И с чего он вдруг разулся в воде? Ну, покусали бы для разнообразия, так ведь не его же одного… Если после каждого такого эпизода менять одёжу, то на неё не хватит никаких заработков.
Захаров вдруг поймал себя на мысли, что его тогда очень смутил медведь, и что всё дальнейшее было им как бы спровоцировано. Странный зверь, делавший на берегу что-то необъяснимое, возможно, так и не убрался, и находится в опасной близости от людей.
Захаров взобрался на мост. Вокруг по-прежнему было до странности тихо. Налево шла дорога к леспромхозу, до которого двадцать пять километров, а направо, всего в километре, делянка.
Колька повернул к своим. Он шёл, и на него волнами накатывало и откатывалось странное нехорошее предчувствие. Это было как подсказка почти атрофировавшимся органам чувств, улавливавшим лишь интонации, лишь сам факт какого-то предупреждающего сигнала…
Что-то в этом мире произошло… Что-то необычное и пугающее… Внешне это как будто ни в чём особо не проявлялось, разве что в какой-то непривычной, искусственной тишине. Такой тихой бывает лишь чем-то основательно напуганная тайга. И тело, улавливая эту смутную тревогу, впитывало её в себя, становясь от этого ещё более чувствительным…
Дорога привела Захарова на делянку, но она оказалась пуста. Он в очередной раз удивился странностям сегодняшнего дня и направился прямиком в столовую. Он по-прежнему никого не слышал и не видел, ощущая в себе нарастающий рост и без того уже повышенной тревоги. Такого ещё не было, чтобы никто ничего не говорил и ничем не громыхал! Такого просто не могло быть! Он метался встревоженным взглядом по лесу, стиснувшему узкую тропу, и вдруг увидел первого человека. Тот сидел, прислонившись спиной к дереву и, уронив голову на грудь, по-видимому, крепко спал.
Захаров сошёл с удобной для босого человека, хорошо утоптанной тропы, и подошёл к нему, испытывая огромное облегчение оттого, что недавние тревоги были ложными.
— Эй!.. — негромко позвал он, подходя ближе. — Обед кончился! Пора, красавица, проснись!..
Сидевший на это не отреагировал — послеобеденный сон крепок. Захаров обошёл его, присел, и с любопытством заглянул спящему в лицо.
…Отброшенный диким ужасом, он больно упал на зад, едва не заорав на весь лес дурным голосом.