Одиночество — это наблюдать за единственной девушкой, которую ты когда-либо любил и которая нашла счастье в объятиях другого мужчины.
— Как часто ты наблюдал за нами? — спрашивает она.
— От твоего вопроса это выглядит более жутко, чем есть на самом деле, — говорю я. — Все было не так. Ты действительно должна удалить все страницы в социальных сетях. Вся твоя жизнь выставлена на обозрение.
Деми откашливается и переводит взгляд на плед под нами, прежде чем снова смотрит на меня.
— Возможно, в этом и состоял смысл, — ее голос тихий и низкий. Тепло от камина довольно жаркое, но я не чувствую его. Я сосредоточен на Деми, наблюдаю за ее попытками уложить волосы за ухо и смотрю, как она жует свою нижнюю губу. — Может быть, все эти годы я надеялась, что ты наблюдаешь. Я думала, что, возможно, если ты увидишь, как я счастлива, то соскучишься по мне также, как я скучала по тебе.
Она подтягивает колени к груди и прячет свое лицо.
— Боже, это звучит так по-детски, — ее голос приглушен. Она пытается встать, сдувая волосы с лица. — Здесь реально очень жарко. Тебе жарко?
Она бьет по выключателю на стене, и пламя умирает внезапной смертью.
— Так что, все то время, — я встаю, — все фотографии и все то, что вы делали с Бруксом... Это все было сделано для меня?
Правой рукой Деми хватается за левый локоть и перекрещивает ноги в лодыжках, смотря в сторону.
— Это кажется смешным и нелепым, когда я сказала это вслух, — говорит она.
— Я думал, что ты была счастлива. Предполагал, что ты живешь дальше, — я напряг челюсть. — Вот почему я так долго оставался в стороне. Я бы не делал этого, если бы знал...
— Не пойми меня неправильно, я имею в виду, — говорит она, — Брукс и я… Нам, в принципе, было хорошо. У нас были хорошие времена. Когда я сказала ему, что люблю его, я это и имела в виду. Просто не такой же любовью. Это... Это просто не чувствовалось так же, как когда я сказала это тебе. Но я любила его достаточно.
— Ты любила его... достаточно?
Деми смотрит вниз на ногти, переступая с ноги на ногу.
— Ты знаешь, что во всем этом самое забавное?
— Что именно?
— Мы практически незнакомые люди, и я более честна с тобой сейчас, чем была честна с собой все эти годы.
— Я бы не назвал нас чужими, — я приближаюсь к ней, прикасаясь к ее щеке, и наши взгляды встречаются. — У нас есть общая история, — говорю я, — этого у нас никто не сможет отнять. Независимо от того, что случилось в прошлом, независимо от того, что происходит сейчас, это не отнимет все те хорошие моменты, которые произошли с нами. Ты была моей первой любовью, Деми. Ты получила всего меня.
— И ты бросил меня.
Деми смаргивает слезы, отворачиваясь, словно стыдится плакать передо мной. Если бы она только знала, как ошибается.
— Иногда я чувствую себя так глупо, — говорит она. — Словно мы дети, Ройал. Мы ничего не знали о любви. Мы не знали, что делали и говорили. Подросткам нет никакого дела до обещаний друг другу, ты знаешь? И вот я, взрослая женщина, которая провела несколько лет своей жизни, фантазируя о том дне, когда ты вернешься, и зная о том, черт побери, что этого никогда не произойдет.
Она кладет руку на мою, когда я большим пальцем провожу по ее нижней губе.
— А потом ты появился. У моей двери, — вздыхает она. — И часть меня хочет, чтобы мы продолжили с того места, где остановились. Часть меня хочет прыгнуть в твои объятия и поцеловать, почувствовать твой запах, потерять себя в тебе. А другая часть ненавидит тебя. Потому что ты разрушил для меня любовь, Ройал. Я никогда никого не смогу полюбить, как любила тебя, а я хочу. Очень. Сильно. Я хочу чувствовать себя также, как чувствовала себя, находясь рядом с тобой... С кем-либо, кроме тебя. И я попробовала. И не смогла. И ненавижу тебя за это.
У нее начинает дрожать подбородок, и одна слезинка скользит вниз по щеке. Не медля, я притягиваю ее к себе, скользя руками по ее волосам и прижимая к своей груди.
Я долгие годы ждал, чтобы снова держать Деми в своих объятиях.
— Прости меня, Деми.
Она тихо плачет у меня на груди, а не кричит полупьяным ором. Я даю столько времени, сколько ей нужно, и шум вокруг нас стихает, слышится только наше дыхание. Мы не двигаемся. Мы стоим на месте, в то время как я держу ее в своих объятиях. Она пахнет розмарином и мятой — запах того самого шампуня, которым она пользовалась в средней школе — и им веет от ее волос, он переносит меня обратно в те беззаботные летние дни, прежде чем наша жизнь приняла другой оборот.
Деми приподнимает голову, крепко цепляясь за меня руками.
— Я до сих пор люблю тебя, Деми, — я чувствую потребность сказать ей это прямо сейчас, потому что не уверен, что когда-либо еще получу шанс, ведь это не тот случай, когда ты можешь просто ляпнуть эти слова в любое время, когда захочешь, не выглядя при этом как сумасшедший человек. — И никогда не переставал. И все то, о чем ты говорила… я чувствую то же самое. Только я не ненавижу тебя. Ты ничего плохого не сделала. Все это был я. И я ненавижу себя за это.
Глаза Деми так близко, и я вижу, как мои слова тонут в каждой открытой ране ее души. Она облизывает нижнюю губу язычком, и я чувствую ее дыхание на себе. Это ощущается также, как в старые времена, только лучше. Перезаряжает. Обновляет. Я мог бы стоять здесь вечно, никогда не позволяя ей уйти.
Ее тело прижимается ко мне, уничтожая весь мой самоконтроль. Она единственная, кого я когда-либо хотел, и ее совершенные в форме сердца губы в сантиметре от моих.
К черту это.
Эти губы принадлежат мне.
Всегда принадлежали.
И всегда будут.
Глава 17
Деми
Его губы теплые.
На секунду я убеждена, что это сон.
Этот поцелуй. Его губы на моих. Мне это снится.
Дрожь пробегает вниз по моей спине, когда я принимаю его язык, вторгающийся в мой рот. Пальцами он впивается в мою кожу, посылая искры в затылок и ниже, к пояснице, и я растворяюсь в нем.
Каждый поцелуй вдыхает в меня новую жизнь.
Мою грудь сжимает. Да так крепко, что мне кажется, что она может разорваться.
Это реально.
Это действительно, действительно, действительно реально.
Его губы мягкие, а исходящий от него запах земли и металла наполняет мои легкие. Аромат одеколона смешивается с едва уловимым запахом краски и машинного масла.
И я люблю это.
Он оттягивает мои волосы, дергая их вниз, чтобы найти идеальный угол, который позволит углубить очередной поцелуй. Его поцелуи не изменились за последние семь лет. Он по-прежнему обладает той силой, благодаря которой я способна чувствовать себя невесомой и парящей, силой, способной заглушить мои мысли и заменить их светом, той силой, которая способна заставить внешний мир исчезнуть в небытие.
Свободной рукой держа меня за спину, Ройал тянет меня назад, пока мы не натыкаемся на диван. Наш поцелуй прерывается.
Ройал падает.
Я падаю на него.
Я сажусь к нему на колени, и он руками начинает блуждать под моей рубашкой, доходя до чашечек бюстгальтера, отчего лямки спадают с моих плеч.
Он трется об меня своей твердой выпуклостью, чертовски возбуждая. Каждое прикосновение его пальцев посылает по моей коже электрический ток.
Ройал стягивает с меня рубашку и приступает к крючкам на бюстгальтере. Губами я впиваюсь в него. Он целует меня снова и снова, и каждый раз я умираю, но в хорошем смысле. Я словно летаю высоко над всем этим, наблюдая за происходящим.