— Ты не сидишь с Брендой? — Дерек потирает висок.
— Здесь нет плана рассадки гостей. Это не свадьба.
Дерек смеется.
— Милая, теперь, когда гости здесь, мы выступим с речью через минуту. Держись рядом со мной, пожалуйста, — голос Бренды проникает в ухо и посылает раздражительный импульс по моей спине.
— Речь? — я поворачиваюсь к ней лицом. — Вы ничего не говорили о том, что я буду выступать с речью.
— Всего несколько строк, дорогая. Говори от своего сердца. Скажи гостям, что ты чувствуешь к моему сыну и как возбуждена и предвкушаешь совместное будущее. Как деньги, которые мы насобирали, позволят тебе остаться дома и заботиться о нем, в то время как он будет восстанавливаться. Они приехали сюда отовсюду. Ты, по крайней мере, обязана сказать им это.
Милые глаза Бренды темнеют на секунду, но ее улыбка остается непоколебимой.
— Я поищу маму с папой, — говорит Дерек, — и скажу им, где мы сидим.
Так много для моего быстрого появления сегодня вечером.
Я понятия не имела, что это было какое-то спланированное событие в комплекте с системой звукоусиления и открытым баром.
Я редко думала о Бренде плохо, но в этот момент меня захлестнуло возмущение, что она превратила трагическую аварию своего сына в цирк.
Я отхожу от Бренды под предлогом того, что мне нужно в дамскую комнату. Она отвечает мне, чтобы я возвращалась побыстрее, на что я обещаю, что буду стараться. Как только я оказываюсь внутри дамской комнаты, то запираюсь в кабинке и достаю телефон.
Я не могу выступить с речью.
В колледже я с трудом закончила класс риторики.
Пришлось принять «Ативан» для того, чтобы выжить. (Прим.: Лекарство, используемое для снижения волнения, нервозности и напряжения, связанные с тревожным расстройством).
Поставьте меня перед классом пяти и шестилеток, и я звезда. Но публичное выступление? Перед тысячами?
Мое сердце скачет в груди, отказываясь успокаиваться.
И говорить о Бруксе от всего сердца?
Очень сомневаюсь, что они хотят услышать это прямо сейчас.
С закрытыми глазами я делаю три глубоких вдоха и стараюсь не подавиться дешевым освежителем воздуха, который просачивается в мои легкие. Я стараюсь сосредоточиться на более счастливом времени. Если я сделаю это, то, возможно, смогу выйти из этой дерьмовой ситуации.
Начало наших отношений было хорошим.
Брукс вскружил мне голову.
Блестящие светлые волны, выбивающиеся из дорогой стрижки, мерцающие зеленые глаза, из-за которых перехватывало дыхание. Дерзкая улыбка, которая заставляла всех девушек в кампусе брать в столовой по две порции.
Я сидела одна в кафетерии, занимаясь своими делами, когда Брукс занял место напротив меня. Он попросил у меня салфетку, говоря «пожалуйста» и «спасибо», и наши пальцы соприкоснулись.
Он был таким чистым. Аккуратным. Опрятным. Хорошо воспитанным.
Носил штаны цвета хаки, рубашки поло и водонепроницаемые мокасины, как будто они были его униформой.
Он изучал финансы и специализировался в области международного бизнеса. Слушал NPR и отслеживал мировые новости. (Прим.: National Partnership For Reinventing — Национальное партнерство по усовершенствованию правительственной структуры).
Брукс мог быть обаятельным и влиятельным, и в то же время он казался безопасным.
Брукс Эбботт был полной противоположностью Ройала Локхарта.
И, возможно, это было самое лучшее в нем.
Мое разбитое сердце впервые дрогнуло, когда я увидела его, и я была убеждена, что эти зеленые глаза могут исцелить мое разбитое сердце.
— Мэм, вы закончили? Здесь очередь, — я слышу голос женщины, а затем стук в дверь. Я занимаю одну кабинку из трех и уверена, что Бренда волнуется, что меня нет рядом, чтобы мы смогли выйти на сцену.
— Уже выхожу, — отвечаю я.
Я умываюсь и смотрю на себя в зеркало. Моя помада исчезла, большая часть ее осталась на губах Ройала после того неземного и головокружительного поцелуя в коридоре. Я тру губы, пытаясь перераспределить цвет, и выхожу.
Свет приглушен, а прожектор направлен на сцену. Человек в сером костюме суетится с микрофоном за деревянной кафедрой.
А я до сих пор не знаю, что собираюсь сказать.
В зале громко. Здесь легко поместилось несколько тысяч людей, и шум разносится так, словно они все говорят одновременно.
Если я прислушаюсь достаточно, то смогу расслышать, как Бренда говорит:
«Где Деми? Мне нужна Деми».
Холодный пот выступает на моем лбу и немеют пальцы. Я не могу встать перед всеми этими людьми и кормить их какой-то ерундой о чудо-любви, что я всегда знала, что Брукс выживет, и что я не могу дождаться, когда смогу провести остаток своей жизни с этим удивительным человеком.
Я не лгунья. Никогда такой не была. И никогда не буду.
Бренда «плывет» сквозь толпу, взглядом сканируя зал в поисках меня.
Я не могу решить, что мне делать, но время поджимает.
И прежде чем смогу себя переубедить, я мчусь к выходу так быстро, сто все вокруг меня кажется размытым — шум людей, напитки, звуки и огни в темноте.
— Стоп, стоп. Деми, куда ты бежишь? — Далила хватает меня за руку, когда я в добрых четырех с половиной метрах от свободы.
— Бренда хочет, чтобы я произнесла речь, — я задыхаюсь. Не знаю, это от того, что у меня паника или из-за резкого поворота на каблуках.
Далила высовывает язык из уголка рта, облизывая губы, и морщится.
— Оу.
— Я не могу встать перед всеми этими людьми и сказать им, насколько я люблю Брукса.
Далила сжимает губы, покусывая их.
— Отлично. Иди. Я прикрою тебя. Скажу ей, что ты заболела.
Я крепко обнимаю свою младшую сестру, шепчу «Спасибо» в ее ухо и вылетаю за дверь.
Глава 29
Деми
Брукс смотрит телевизор, установленный в углу его больничной палаты. Мои туфли стучат, соприкасаясь с плиткой, и он медленно поворачивает голову в моем направлении. Его лицо озаряется, когда он замечает меня.
Он тянет ко мне руки, и я вкладываю в них ладони, останавливаясь в нескольких шагах от него.
— Деми, — говорит он. — Разве ты не должна сейчас находиться в центре города?
Сейчас его речь звучит лучше. Немного медленная и невнятная, но становится яснее и четче с каждым днем.
— Ты выглядишь прекрасно, — Брукс впивается в меня взглядом, осматривая с головы до ног, и улыбается. — Если бы у меня не было перелома таза.
Я игнорирую его комментарий и присаживаюсь у кровати.
— Я хочу спросить тебя кое о чем, — говорю я.
— Да?
— Что ты помнишь о той неделе, когда произошла авария?
Я вглядываюсь в его лицо, и он выглядит так, словно ему действительно тяжело сконцентрироваться. Брукс смотрит на свои руки, лежащие на коленях.
— Немного, Деми. Мне очень жаль, — говорит он медленно.
Я опускаю голову и, скрестив ноги, придвигаюсь ближе к нему.
— Попытайся вспомнить, Брукс. Я знаю, что это трудно. Но мне нужно, чтобы ты попробовал. Если есть хоть что-нибудь...
Он качает головой, облизывая сухие губы.
— Я не могу, Деми. Я пробовал.
— Наша помолвка расторгнута. Ты разорвал ее, и мне действительно нужно, чтобы ты все вспомнил, тогда смог бы рассказать об этом своей маме.
Унылое выражение лица Брукса разбило бы мне сердце, если бы я не была так сосредоточена на том, чтобы он вспомнил и чтобы подтвердил это.
— Я помню, как мы ругались. Из-за предстоящей свадьбы, — он морщит лоб. — Я помню, что возникли сомнения. Но я не помню, что расторг помолвку.
— Сомнения, — говорю я. — Какие сомнения?
Я надеюсь, что это послужит своего рода толчком, чем-то, что направит нас в правильное русло.
Брукс качает головой, долго и медленно вдыхая.
— Обычные сомнения, — говорит он. — Нервозность, ничего необычного.
Побежденная, я массирую виски и снова пробую.