Я зависима. Одержима. Поглощена.
Итак, это он.
Он мой, а я его.
Мы собираемся быть вместе навсегда.
Никогда не думала, что в почти девятнадцать лет буду по уши влюблена в свою родственную душу. Думаю, я всегда знала, что это будет он. Просто не хотела этого признавать.
Часы на комоде показывают восемь. Ройал должен был вернуться еще несколько часов назад.
Я пытаюсь снова ему позвонить, но идет переадресация на голосовую почту. Посылаю сообщение, хотя знаю, что он не прочитает его, поскольку его телефон, очевидно, разрядился. Мой иррациональный оптимизм дает понять мне, что он дома, а я так скучаю по нему, поэтому на цыпочках спускаюсь в подвал, где он остановился, так как его вышвырнули из приемной семьи в прошлом году, когда Ройалу исполнилось восемнадцать.
Его комната пуста, но я задерживаюсь на мгновение, потому что здесь пахнет им, и мне нужно это.
Я падаю на его кровать и зарываюсь лицом в подушку. Улыбка расплывается на моем лице, когда я вспоминаю все те развратные вещи, которые мы делали в этом маленьком укромном уголке подвала. Слава Богу, что есть замки на дверях, потому что мои родители перевернули бы здесь все к чертям, если бы застукали нас. Но мы не можем по-другому.
Мы не можем держать руки при себе, и почему мы должны это делать, если возможность быть вместе делает нас счастливыми? Последние год - полтора из-за этого парня на моем лице постоянная улыбка.
И я надеюсь, что это никогда не изменится.
Я встаю с кровати Ройала, когда слышу, как мама зовет меня ужинать. Обычно мы едим ранним вечером. Видимо, я не единственная, кто ждет, когда Ройал вернется домой.
Это эгоистично, но я ненавижу тот факт, что он должен был бежать к кому-то на помощь. Каждый час — словно пытка. Каждую минуту этого лета мы провели вместе, удручающе считая дни в календаре, когда мои родители отправят меня в общежитие при колледже в Харгроу.
Но мы останемся вместе. Ройал обещал. Просто побудем некоторое время на расстоянии. Он собирается попробовать найти работу поближе ко мне, а пока мы окунаемся в эти беззаботные летние ночи, словно они последние в нашей жизни.
Поднимаясь по лестнице, я прохожу по коридору и вижу маму, убирающую дополнительное место в конце стола.
Мое сердце замирает. Я делаю еще один шаг и хватаюсь за спинку стула Далилы.
— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я. — Зачем ты убрала тарелку Ройала?
Мама поворачивается ко мне, и я вижу угрюмое выражение на ее лице.
— Он не вернется.
— Он не вернется… к ужину? — мне нужны разъяснения. Мне нужно понять, что происходит.
Взгляд мамы скользит через комнату, чтобы встретиться со взглядом отца. Его губы напряжены, а грудь поднимается и опускается в глубоком дыхании. Затем папа кивает.
Они знают то, чего не знаю я.
Сердце в моей груди трепещет, а желудок скручивается в узел.
— Он не вернется, Деми, — мамины плечи опускаются, и она отворачивается, возвращая его тарелку и столовые приборы на законное место в ее тщательно организованной кухне.
Я смеюсь. Это шутка? Это должна быть шутка. Ройал всегда подкалывает людей. Сейчас он выскочит из-за угла и удивит меня дюжиной красных роз и двумя билетами на бродвейскую постановку «Отверженных». Он всегда меня удивляет. Вот почему я так сильно его люблю.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что он не вернется? — я отхожу назад, пока не врезаюсь в стену.
Никто не улыбается. Никто не смеется.
Далила и Дерек смотрят в свои пустые тарелки. Дафна вертит вилку между двумя пальцами.
— Что случилось? Он в порядке? Что-то случилось с ним? — слова вылетают так быстро, но мои губы ощущаются, как желе. — Где он?
Отец откашливается, поднимаясь из-за стола.
— Ты и Ройал расстались, Деми. Это все, что тебе нужно знать. Он не вернется сюда. И ты не увидишь его снова. Это понятно?
— Роберт, — мамин голос срывается. Оттуда, где я стою, вижу ее сцепленные на груди руки и покачивание головой, хотя она стоит спиной ко всем нам. Я уверена, что она хочет, чтобы папа передал это сообщение с немного большим состраданием, но нет никакого деликатного способа сбросить бомбу.
— Нет. Нет, нет, нет, нет… — мой голос затихает. Я повторяю это слово снова и снова, пока мое горло не пересыхает и не становится больно глотать.
Слезы катятся по моим щекам, и через минуту я оказываюсь на полу, подтягиваю колени к груди и прячу там лицо. Чьи-то руки окутывают меня. Может, это Далила? Нет, скорее всего это Дафна. Я не заморачиваюсь поднять голову вверх. У меня нет сил.
— Нет…
Я закрываю глаза на секунду, а когда открываю их, то оказываюсь одна в своей темной спальне. Похоронена под горой покрывал.
Одинока.
Сломлена.
Оставлена единственным человеком, которого когда-либо собиралась любить.
Глава 1
Деми
Настоящее время
— Ты святая, Деми. Ты на самом деле святая. Бруксу очень повезло с тобой, — Бренда Эбботт целует меня в макушку, а я сижу у больничной койки ее сына и массирую лосьоном его сухие, неподвижные ноги.
— Он скоро проснется. Я просто знаю это.
Женщина надувает свои тонкие губы, и я осознаю, что никогда не видела свою будущую свекровь без помады. Хоть тушь она нанесла. Слои туши. Толстые и водонепроницаемые. Темно-черной тушью, отчего ее зеленые глаза светятся.
Безвкусный бриллиант в пять карат на моем безымянном пальце левой руки поблескивает в тусклом свете в палате Брукса. Мне до сих пор кажется, что он похож на подделку, хотя точно знаю, что это очень реальный и сертифицированный бриллиант, к тому же застрахованный. Тогда я подумала, что Брукс просто сумасшедший, когда купил его. Я сказала ему, что в Рикстон Фоллс ни у кого нет такого же кольца. Мне было бы хорошо с камнем и меньшего размера, но Брукс настоял.
Сорок восемь часов назад я убрала кольцо, в котором больше не было смысла, положив в синюю коробочку и засунув на дно ящика. Сорок восемь часов назад я позвонила поставщикам, отменила группу и попросила фотографа вернуть хотя бы часть денег. Сорок восемь часов назад жизнь, которую я знала, перестала существовать… Второй раз за последние семь коротких лет.
Наверное, у меня есть склонность выбирать парней, которые потом меня бросают.
Брукс отменил нашу свадьбу с каким-то глупым оправданием о неготовности и направился куда-то в своем красном авто C-класса. Он смял его вдребезги, когда съехал с дороги и врезался в ограждение. Машина превратилась просто в бесполезную кучу металлолома и стоит сейчас на какой-то свалке на окраине города.
Я до сих пор не знаю, куда Брукс ехал поздно ночью, но понятно, что он очень торопился попасть туда.
После того, как он ушел, я налила себе бокал вина и легла спать, одетая в старую футболку своего бывшего парня, ему назло. Но уснуть так и не получилось. Просто лежала и корила себя за чувство облегчения.
Не понимаю, почему меня не расстроил его уход. Я даже пыталась заставить себя плакать. Но слез не было.
— Он будет в порядке, — говорю я его маме, хотя не имею права давать такую надежду.
Я пошла работать воспитательницей, чтобы учить детсадовцев, а не для того, чтобы делать прогнозы по состоянию травмированных пациентов.
Постоянное шипение и писк медицинских приборов, что помогают дышать Бруксу, заполняют небольшое помещение.
Медсестра стучит в дверь.
— Мне очень жаль, но часы посещения закончились. Вы можете вернуться утром.
Бренда перекидывает сумочку от «Прада» через плечо, не желая отводить глаз от опухшего и изуродованного сына, как будто может пропустить намек на подергивание его ресниц. Я не напоминаю ей, что его кома искусственная, и она не сможет пропустить движение, пока врачи не попытаются вывести Брукса из нее.