Она не видела лица Алексея, она только чувствовала, как по ее коже стекают его горячие слезы.
— Поплачь, мой маленький, поплачь, мой хороший. Мама пожалеет тебя, она никому тебя не отдаст…
И Алексей теперь всхлипнул действительно по-детски, словно опять стал мальчишкой.
— Знаешь, после гибели Юры я всегда боялась высоты. И еще он написал мне в последнем, предсмертном письме: «Что бы ни случилось, помни одно: мы никогда не расстанемся. Я всегда буду с тобой, даже если меня не будет…» Он зовет меня, думала я. Он ждет меня там. Нет. Это совсем о другом — он мой муж, он твой отец. И мы всегда будем вместе.
Глава 26
Конспирация
Посреди Французского зала ресторана гостиницы «Редиссон-Славянская» стояла чья-то невеста в белом платье. Фаты у нее не было, жениха тоже не было.
Не было, собственно, и ее самой.
Надя, конечно, знала, что это и есть она. Что это она стоит посреди зала в пустоте, как в воронке, и ждет, когда кто-то что-то скажет, сделает.
«Бомба падает всегда точно в эпицентр взрыва», — вспомнила старую-престарую шутку. И, усмехнувшись, будто завела внутри себя часовой механизм, и время пошло.
Оказывается, вокруг говорили.
— Ну перенервничал парень, выпил лишнего, с кем не бывает, — вещал папа. — Сперва в обморок грохнулся, теперь вот проветриться решил…
— Я как-то недопонял, — вполголоса спрашивал свидетель Мишка свидетельницу Галку. — Когда Соломон-то вернется?
Надя улыбнулась, услышав Лешину факультетскую кличку.
— Ждем-с, — пожала плечами в ответ на вопрос Галка.
Она никогда ничему не удивлялась и первая ничего не спрашивала. Галка — хороший друг.
Подбежала Светка, отряхивая и расправляя фату. Водрузила Наде на голову.
Подошла мама. Обняла за плечи, зашептала на ухо:
— Доча, не переживай. Надо подождать. Сама набезобразила — надо подождать.
— Я набезобразила? — хотела крикнуть, но сказала чужим, каким-то охрипшим голосом Надя.
— Ну кто ж еще? Ты, конечно. Инна Николаевна — женщина культурная, скабрезностей всяких не любит… — Тут Алевтина Ивановна вспомнила, как ей было стыдно перед гостями за пьяные рассказы «о странностях любви» Яшки с Приокского. — Так что ты, доча, сядь посиди.
Алевтина Ивановна подвела Надю к столу, усадила, сама села рядом.
— Раз уж ресторан заказали, досидим. Неудобно, люди собрались повеселиться.
А люди вполне весело, то есть как ни в чем не бывало, рассаживались по своим местам, принимались за недоеденное мясо и незаконченные разговоры.
Было непонятно, кто и как воспринял происшедшее. Ясно было одно — никто не знал, как на это реагировать. И каждый вместе со всеми решил не реагировать вообще.
— А Лешка твой — мальчик нервный. Он еще долго фортеля будет выкидывать, ты привыкай, — ворковала на ухо мама.
Хотелось съесть вилку. Чтобы не воткнуть ее в кого-нибудь.
Надя не делала ни того, ни другого.
Надя вообще ничего не делала.
Не слушала успокоительные материнские слова:
— Вернется сейчас Леша, Инна Николаевна ему дурь из башки выбьет, она женщина хорошая. Ты посиди, музыку послушай. И не безобразничай так больше, с мужиком так нельзя.
Надя не чувствовала стыда за свое «безобразие».
Да и последствий скандала никаких заметно не было. Все шло так, как десять минут назад.
Только без двух действующих лиц.
И не ждала Надя, что Леша вернется с минуты на минуту.
Она понимала, что ждать бесполезно. Хотелось немедленно провалиться в долгий сон или хоть что-то сделать.
Заснуть не получится.
И сделать ничего тоже, наверно, не выйдет.
А свадьба пела и плясала…
Свадьба пила и ела…
Уже подали десерт. Тетя Клава, выловив из фруктового салата ложкой ломтик киви, с радостью первооткрывателя орала зычным, пьяным голосом:
— Бабы, че это?
— Мама, это киви, — с брезгливостью к пьянству и неграмотности старшего поколения сказала Светка, которой как самой младшей пить почти не давали.
— Киви? Ну мы его сейчас кивнем…
Вся рязанская родня громогласно хохотала и продолжала пить, есть, плясать и подыгрывать оркестру на аккордеоне. Рядом с Надей молчаливо сидели мать и отец.
«Сидят. Стерегут, чтоб не убежала. Как псы цепные. Папа по такому случаю даже пьет мало… — думала Надя, наблюдая, как Саша танцует с какой-то дальней родственницей. — Веселятся себе как ни в чем не бывало… Такое впечатление, что никто ничего не слышал, никто ничего не видел. Все идет по плану. Почему?! И почему, когда так трудно, ни одного человека нет рядом? Народу вроде полно, но всем — наплевать. Вот уж действительно «народу больше, чем людей»…