С этими словами он скомандовал поднять шлагбаум. Мы — тронулись. Он чуть ли не махал нам на прощанье подсумком, даже, наверное, прослезился от чувств, стоя в той пыли, которую взметнули наши машины.
Был он высокий и худой, и не чувствовалось по его плоскому животу, что он только что больше часа принимал плотный завтрак.
Ох, Олег Петрович, Олег Петрович!..
Нужно было дать им переворошить нашу солому, мы не дали, — и они думают, что у нас под соломой несметные богатства, из-за которых сейчас устраиваются где-то в засаде бывалые бойцы, для которых расправиться с нашим караваном, полным обрезов, — плевое дело. К обеду точно успеют, — чтобы щи не остыли.
— Ну что, командир? — спросил Олег Петрович, когда мы проезжали между двух высоченных бетонных стен, с пустующими пулеметными вышками через каждые сто метров.
— Около дома гадить не будут, — сказал я, — так что, километров десять у нас есть. Я думаю.
— И…
— Не знаю. Может, свернем куда-нибудь.
— А они такие идиоты, ждут нас где-то, и не следят… Их пацаны с рациями, наверное, на всех деревьях сидят, где нужно, чтобы докладывать о нашем передвижении. Чтобы не было случайностей.
— По вашему, так мы в таком мешке, что придумать ничего нельзя.
— Да, так оно и вышло… Свернем куда, нам хватит и пары противопехотных мин, чтобы догадаться, что совершили ошибку.
Вокруг начинался такой прекрасный солнечный день. Особенно когда мы миновали Малиновку, и дорога опять оказалась в лесу, где высокая трава подступала прямо к обочине, и было видно, как слабая тропинка по этой траве движется вперед вместе с нами вдоль асфальта.
Я перегнулся через борт, к кабине водителя, и прокричал Птице:
— Не гони, — километров тридцать в час. Километра через четыре остановишься, будешь делать вид, что что-то сломалось в моторе… Как понял?
Птица кивнул, и посмотрел на меня недоумевающим взглядом.
— На что надеемся? — спросил Олег Петрович.
Он-то уже ни на что не надеялся. Судя по тону. Опустил руки, готовился к худшему. Возможно, даже приготовился… Но меня поразило, он считал, в этот непростой для себя момент, что он сам виноват, что залез в такую кашу. Собирался внутренне, для последнего генерального сражения… Для этой глупости, где шансов у нас, по его мнению, не было никаких.
— Вот мне интересно, — негромко спросил я его. — Почему вы не подняли бузу?.. Еще там, на таможне, когда не поздно было повернуть обратно. Ведь такая несуразица, забираться в этот мешок. Фатальная.
— Сам не знаю, — серьезно ответил Олег Петрович. — Нужно было… Из-за привычки к дисциплине. Наверное, признал в тебе начальника… Если нас положат, все мы будем на твоей совести. Ты это понимаешь?
— Что есть совесть? — спросил я и посмотрел на него. Я то, может, знал, какой-то свой ответ на этот вопрос, но решил послушать, что скажет он.
— Это когда тебе верят, как мы с утра все поверили тебе… — серьезно ответил Олег Петрович. — А ты, к примеру, — не оправдал.
— Я — доверчив, раз доверились.
— Самое смешное, — улыбнулся как-то сам себе Олег Петрович, — что я не держу на тебя зла, Дядя… Как на жену, когда она меня пилит.
— Я вас не ругаю.
— Я про другое. Может, ты понимаешь… Нам всем жить осталось часа два, от силы — три. А я на тебя не сержусь.
— Это вы так думаете. Насчет двух часов… Я думаю, побольше.
— Вижу, не боишься. Вижу, помирать не собираешься. Это-то как раз для меня полная загадка… По всему, — верх чудачества, тебе верить. Поскольку тащишь ты всех нас к погибели… А я, как овца, которую ведут на бойню. Верю и все. Что ничего плохого с нами не будет… Так, что отстань, не томи душу… Занимайся своим делом.
Но дела-то как раз у меня никакого не было. Только сидеть в кузове, дышать свежим воздухом и смотреть по сторонам, на зеленые окрестности подзабытой цивилизацией природы.
5.У нас сломалась машина. Что там случилось с мотором. Птица поднял капот, и принялся не спеша разбираться с неприятностью.
Вторая машина встала так, что если бы по шоссе кто-нибудь поехал, непременно бы остановился. Поскольку встала она поперек него.
Невдалеке, метрах в пятидесяти дальше, шоссе поворачивало в сторону, и пропадало из вида. Но виды нас не интересовали.
Народ разбрелся кто куда. Первое и второе отделение, — налево, второе и третье, — направо. Там они разлеглись в тени и предались мечтаниям о грядущем богатстве. Но так, чтобы просматривать с обоих сторон дорогу, и в случае чего иметь возможность из небольших естественных укрытий вступить в ближний бой. Поскольку тот, кто стреляет первым, по большей части и оказывается прав.