Деревня, как вид с пригорка, на глазах темнела, проваливаясь в ночное небытие.
Никаких аристократических чувств в нем не появилось.
Или развалины были не те, или Мэри оказалась не права…
Тихий мат споткнувшегося человека, и следом его упорное движение, Гвидонов услышал издалека. Судя по приближающимся звукам, еще кто-то решил приобщиться к вечным ценностям.
Не только он.
Наконец, на фоне почерневшего неба, показался и второй. Глубоко нетрезвый Федор, член бригады ловцов лягушек.
— Тебя, мужик, издалека видно, — сказал он, останавливаясь напротив Гвидонова. — Как ты шаришь здесь и шаришь.
— Привет, — сказал ему Гвидонов.
— Как ты здесь шаришь, — повторил Федор.
Он поднялся на пригорок с недобрыми нетрезвыми намерениями, и не хотел скрывать этого. Но перед тем, как дать волю рукам, ему нужно было поговорить. Выдвинуть обвинения. Оправдать себя в глазах бога, перед домом которому стоял.
Именно поэтому ему до конца жизни суждено быть ловцом лягушек.
Потому что, если приспичило, старшего по званию нужно сначала бить, а уже потом говорить ему какие-нибудь слова. А не наоборот.
— Тебе бы лучше пойти поспать, — сказал Гвидонов. — Завтра рано вставать.
Федор помолчал с минуту, стоя перед Гвидоновым и покачиваясь. Гвидонов даже подумал, что тот воспринял его совет. Но тот сказал:
— Ты мне не нравишься, мужик.
— Чем? — спросил Гвидонов.
— Тем, что ты есть.
— Мы через пару дней улетим. Потерпи немного.
— Уходи… — упрямо сказал Федор. — Катись отсюда… И в болото ты не попадешь. Нечего тебе там делать.
— Может, и так, — сказал Гвидонов. — Но нужно посмотреть самому.
— Комиссия была… — сказал Федор. — Точку поставили. Зачем тебе совать туда свое рыло?..
— Ты какой-то грубый, — сказал Гвидонов.
— Я тебя последний раз предупреждаю. Ни к какому болоту ты не полетишь… Я тебе шанс даю. И чтобы морды твоей я больше здесь никогда не видел.
— Тебе-то что до этого? — с любопытством спросил Гвидонов. А внутри приподнялись уши барбоса, и его нос, почувствовав запах, заходил из стороны в сторону. — Тебе разве не все равно?
— Значит, не все равно, раз говорю.
— Я понять хочу, почему? — продолжал упорствовать Гвидонов. — Может, и не поеду на болото, если пойму. А так, я не понимаю, почему нельзя?
— Потому, что ты мордой не вышел… Сказано тебе, нельзя.
— Комиссии можно было?
— И комиссии — нельзя… Но теперь нельзя совсем.
— Что-то я опять ничего не понимаю, — сказал Гвидонов.
Тут Федор начал копаться в одежде, не попал с первого раза рукой под рубашку, где под брючным ремнем у него было прижато к телу что-то выпуклое.
Гвидонов так догадался, что время переговоров закончилось, шанс он свой упустил, — теперь должен пожинать плоды несговорчивости.
И на самом деле. Со второй попытки Федор все-таки вытащил здоровенный тесак, каким шинкуют на зиму капусту.
Это выходило дело не шуточное, — поскольку получалось даже не рукоприкладство, — а смертоубийство.
Из-за какого-то вшивого болота, где половина лягушек уже переловлена. Вот, что было необъяснимо, вот откуда шел какой-то запах. Незнакомый, но притягательный.
— Последний раз я тебе говорю, козел, — сказал Федор, занося тесак над головой.
Тут в кармане робы затрезвонил телефон.
Так не вовремя.
— Стой, — сказал Гвидонов Федору, — подожди секундочку.
Открыл аппарат и поднес его к уху.
— Да.
— Я соскучилась без тебя, — сказала Мэри. — Как вы долетели?
— Я тебе перезвоню, — сказал Гвидонов. — Я сейчас занят.
И нажал кнопку.
Федор, заметив, что телефонный разговор закончен, начал опускать свой тесак. Прямо на голову Гвидонову.
Гвидонов посторонился и приподнял руку, чтобы ею встретить, сжавшую кухонное оружие, кисть руки Федора.
Но тот прохрипел вдруг что-то, и всем телом стал заваливаться куда-то в сторону. Вместе со своим тесаком.
Гвидонов даже дернулся, — от неожиданности.
Потом посерел в темноте лицом, перевел дух, взглянул в темнеющую на земле фигуру Федора, и, повысив голос, сказал:
— Иди сюда.
Петька появился откуда-то из темноты, и спросил:
— Да, Владимир Ильич?
— Ты что наделал?
— Я? — удивился, совершенно естественно, он.
— Да, ты… — начал злиться Гвидонов. — Ты… Он мне утром нужен был, трезвый. Ты это понимаешь?!
— Откуда я знал, — растерянно сказал Петька.
— Я тебя что, просил вмешиваться? — все более расходился Гвидонов. — Я тебя просил?!. Отныне я тебе запрещаю. Навсегда. Даже если меня мочить будут, и замочат. Это мое дело, ты понял?!.