- Гитар?
- Да. У меня их четыре. Все сделаны на заказ, но не были выкуплены хозяевами. Одни просто не смогли себе этого позволить, другие умерли, не успев… Впрочем, я вижу, что ваша дама не просто освободилась, а пытается найти вас.
Попрощавшись, я покрутил в руках визитку, и, сунув ее в карман, направился к Энни.
- Я здесь, милая.
- Хорошо. Ты не с Александером разговаривал?
- Нет, с человеком по имени Джеймс Ленстром.
- Он здесь?
- Ты о нем знаешь?
- Да. Говорят, что он самый редкий покровитель людей искусства, но если он кому-то благоволит, то человек взмывает до небес. Помнишь Мэрил?
- Да.
- Ее картинная галерея стала популярной после того, как он там побывал и дал ей несколько советов.
- Откуда ты все это знаешь?
- Ну-у-у… Я же не бегаю по концертам и студиям звукозаписи. Мне не так много доступно, но по телефону поговорить я могу.
Я мысленно отвесил себе подзатыльник, поскольку доселе не удосужился поинтересоваться тем, как она проводит досуг, пока меня нет рядом.
- Извини.
- Ничего. Это твоя работа. Твое дело. Ты заботишься обо мне, и любишь меня, а больше мне ничего не надо. Жаль, только, что я тоже не могу дать тебе большего.
- Энни… Я…
- Да?
В этот момент нас прервали.
- Вот вы где… Когда Александер сказал мне, что вы здесь, я сначала не поверила.
Элизабет, супруга нашего друга-режиссера, подошла к нам и расцеловала обоих.
- Я вас очень давно не видела. С тех самых пор, как мы уехали из Англии. Как у вас дела?
Спустя полчаса, когда, наконец-то, к нам присоединился Александер, его супруга переключилась с нас на него, а я заметил приближающегося к нам Призрака Оперы.
- Господин Ривз, я полагаю? – поинтересовался он.
- Господин Эрик? – полушутя поинтересовался в ответ я, и, к моему удивлению, он кивнул.
- Вы уникальны. При ваших далеко не идеальных вокальных данных – вы ухитряетесь получить полную власть над умами и душами своими песнями. Я хотел бы вас заполучить к себе…
- О, нет… Боюсь, что опера не мой конек, – решил подыграть я – и к тому же, трудно иметь дело с тем, кто все время в маске.
Он помолчал, после чего приподнял край маски, и меня продрало по полной программе. Вблизи его лицо выглядело еще более кошмарным, чем когда он был на сцене.
- Извините, так это не грим? – тихо спросил я.
- Нет. Я не должен этого никому говорить, но по просьбе режиссера, раз уж вы заинтересовались мной – скажу. Это лицо - мое настоящее.
- Боже… Что случилось?
- Несчастный случай с кислотой. Хорошо еще, что глаза целы остались. Как вы понимаете, кроме этой роли мне больше было некуда податься, и я решил стать идеальным Призраком Оперы. Кстати, Эрик – мое настоящее имя.
- Мне очень жаль.
- Ничего… Я привык.
- А вы… Знаете, в какой-то момент, на сцене, мне показалось, что вы свернете шею Раулю.
- Такое желание у меня периодически возникает.
- Периодически?
- Да. Каждый раз на репетиции и вот сегодня, на премьере. Впрочем, меня удерживает Кристин.
- Прямо как настоящего Призрака.
- Господин Ривз, вы не понимаете… Мы – это и есть они. Мы действительно так относимся друг к другу, и все те чувства, которые мы показываем на сцене – они неподдельны.
- Но… как?
- Господин режиссер в этот раз решил набрать актеров по системе Гротовского. Слышали о такой?
- Нет.
- Согласно этой системе – каждый актер должен быть только таким, какой он есть в обычной жизни. Кристин – красива, сострадательна, с потрясающим вокалом, а я… Я урод, вынужденный прятать свое лицо. Мы не играем на сцене. Мы живем именно так. В своей жизни до постановки каждый из нас испытал все то, что мы демонстрируем всем.
- Mes amis, вы решили вызнать все тайны моей постановки? – раздался веселый голос Александера – Неужели у меня вскоре появятся конкуренты?
- Извините, господин Ривз. Я должен идти. Но знайте, мои слова были правдивы. Я действительно хотел бы заполучить вас к себе.
Когда он отошел от нас, я наклонился к Энни.
- Милая, напомни мне, чтобы мы не ходили на представление, если вдруг Александеру приспичит поставить «Собор парижской богоматери». Боюсь, что зрелища глухого и горбатого Квазимодо я не выдержу.
Она покачала головой.
- Очень озлобленный, одинокий человек. Я не думала, что он решит так издеваться над этими людьми.
- Что ты имеешь в виду?
- Он же заставляет этих людей вновь переживать все, что было в их жизни… Это жестоко. Знаешь, пожалуй, с меня на сегодня хватит. Я не привыкла быть среди такого количества людей. Давай вернемся в отель?
- Сейчас, я только попрощаюсь.
- Хорошо.
Вскоре мы покинули банкет, и я думал о том, что в очередной раз «пролетел» с попыткой набраться вдохновения.
Я не ожидал, что все будет так.
Я не ожидал узнать такие мрачные подробности.
Я не думал о том, что мне придется сомневаться в своем рассудке не в меньшей степени, чем в рассудке Александера, который в своей погоне за искусством дошел до социопатии.
На следующий день меня ждала работа, в которую я предпочел окунуться с головой, чтобы продолжать не думать обо всем этом.
Глава 4
- Уолт, да что с тобой происходит? – поинтересовался Билл, когда мы сидели в студии звукозаписи.
- Я не могу сосредоточиться на песне. Не могу спеть ее как надо.
- Мы уже раз тридцать ее записали, и все нормально, но тебя не устраивает ни один из вариантов.
- Я чувствую, что ее надо петь по-другому.
- Так спой же…
- Не могу. Не получается.
Это было правдой. Вот уже неделю у меня не получалось петь так, как это было необходимо. Песни записывались, но в них не было того огня, который бы трогал душевные струны.
- Знаешь, что… Нам нужно записать альбом до твоих концертов, и времени у нас, черт побери, в обрез. Давай ты сходишь и проветришься, а когда вернешься – либо споешь так, как тебе понравится, либо пойдет один из тех вариантов, которые мы уже записали. И не вздумай тащиться в отель.
- Это почему?
- Потому, что стоит тебе туда придти, и ты становишься раздражительным.
- Дело не в отеле, - пробурчал я – дело в этой стране. Я тут везде раздражительным становлюсь.
- Иди, развейся, - подтолкнул меня Билл – а перед Энни я тебя прикрою.
Я вздохнул, набросил куртку, и вышел на улицу.
На город медленно наползал вечер. Поток машин еще не начал слабеть, а люди торопились по своим делам.
Наверное, дело было даже не в стране. Дело было во мне. На той пустоши, в которую превратилась моя душа за последние шесть лет, не было плодородной почвы, чтобы могло прорасти что-то действительно талантливое.
Я шагнул к дороге, и мигом рядом со мной остановилось такси.
- Куда? – поинтересовался водитель, как только я устроился на сидении.
- Прямо.
- Прямо? Ладно, приятель, деньги твои.
Бездумная, бесцельная поездка может и стала бы тем, что нужно, если бы водитель не включил музыку. Мой самый первый альбом.
- Вы не могли бы выключить?
- Могу… Но зря вы так. У парня талант.
- Нет у него больше никакого таланта.
Все, что со мной происходило в последнее время, старательно тыкало меня носом в то, что мой талант перегорел.
Решив выйти, я захлопал себя по карманам в поисках наличных, и, вытащив кошелек, увидел лежащую в нем визитку.
Джеймс Ленстром.
Чем черт не шутит, подумал я, и ткнул визиткой в окошко водителя.
- Можете меня туда отвезти?
- Конечно.
Таксист оказался настоящим ассом, который знал город как свои пять пальцев. Спустя полчаса кружения по таким улочкам, которые вызывали сомнения в том, что они нанесены на карту города, он выехал на трассу, и мы довольно быстро долетели до небольшого особняка, стоявшего на самом краю городской черты.