Из последних сил Бенни карабкался вверх, прочь от хватающей за спину пустоты. Еще одно усилие, и он со стоном перевалился через парапет. Сердце бешено плясало в груди, перед глазами плавали разноцветные круги. Руки и ноги, словно чужие, лежали рядом. Адамс почти сразу впал в забытье, так и не успев взглянуть на мир, к которому стремился.
Проснулся Адамс от удушья. Оно жгло и шершавило горло, с хрипом врывалось в легкие и совсем не давало кислорода. Он судорожно сорвал маску и стал жадно глотать воздух. В голове прояснилось, но после первого упоения свободным дыханием на него навалилось невыносимое зловоние. Даже для него, доха-мусорщика, привычного к тяжелым канализационным ароматам, оно было чрезмерным. Из пропасти поднимались испарения, окутывая окружающие скалы и сжигая его обоняние. Бенни рванулся прочь. Ноги слепо понесли в сторону от этого тошнотворного, всепроникающего запаха, глаза слезились, а мозг все более охватывала паника. Стоп! Адамс огромным усилием воли обуздал свои мечущиеся мышцы. Он стоял и прислушивался к себе. Он все еще был жив, значит, дышать было можно. А запах… Боже! Какая это все-таки гадость… Надо не обращать на него внимания.
Бенни огляделся и тут же испуганно юркнул за камень. Оказывается, в каких-то двух метрах от него проходила посыпанная гравием дорожка. Он осторожно высунулся и начал приглядываться к ее серой полоске. Дорожка шла почти прямо, лишь изредка огибая камни и выбоины. Через пару километров она уже тонкой светлой ниточкой упиралась в небольшой поселок. Впрочем, на жилье он был мало похож. Шесть одинаковых ангаров. В одном из них, крайнем справа, было три крохотных окна, остальные были глухими. Нет, скорее это какие-то технические строения. Новые впечатления притупили отвращение к запаху: вонь – это всего лишь неудобство, а здесь настоящая опасность.
Человек долго и терпеливо вглядывался. Все было тихо, недвижимо. Он решился и крадучись двинулся вдоль дорожки. Через сотню метров Бенни набрел на небольшую ровную площадку, которая скрывалась за большим камнем. Посредине торчала высокая труба с загнутым наверху раструбом и вентилем на боку. Неужели вода?! Вода! Не веря своим глазам, Адамс кинулся к вентилю. Он молил бога, чтобы в кране была вода, она так ему необходима, у него больше суток не было во рту ни капли. Язык шершаво терся о высохшую слизистую поверхность рта. Только теперь он вспомнил, как хочет пить, и жажда немедленно завладела всем его существом.
Вентиль противно и громко заскрипел, но поддался, стал проворачиваться. Бенни испуганно присел и, замерев, прислушался. Пока все тихо. Он опять потянул ржавое колесо. Рывок, еще один. В глубинах железной горловины что-то глухо заурчало, поперхнулось, и вдруг тяжело обрушилось потоком ржавой, застоявшейся воды. Адамс с опаской глотал крупные капли, отлетавшие от толстой водяной струи. Было страшно, но пить хотелось невыносимо, да и на вкус это была просто вода. Впрочем, оторваться уже не было сил.
Утолив жажду, он был счастлив. Теперь Бенни смог заняться собой. Он напялил маску комбинезона и отвернул воздушный шланг от регенерационной коробки. Потом, подумав, снял ее с пояса и зашвырнул ее далеко в россыпь камней. Она теперь была бесполезным грузом. Под струями воды засохшие куски дерьма отваливались и падали к ногам, он остервенело тер и тер спецкостюм, пока тот не заблестел первозданной чистотой. Адамс с наслаждением стоял под струей, тщательно проверяя каждую складочку: вдруг где-нибудь осталась грязь. А потом, раскинув руки, он лежал на большом плоском камне.
Рядом, на солнышке, сохли четыре десятка патронов и разобранный пистолет. Они тоже блестели чистотой. Адамс сел, потянулся и принялся собирать пистолет. Патроны в карман, снаряженный магазин – внутрь. Проверил. Оружейные механизмы работали четко, вопрос был только в патронах: намокли или нет?
Краем глаза Бенни уловил еле заметное движение среди камней, метрах в ста пятидесяти. Рукоятка пистолета удобно и успокаивающе прильнула к ладони. По дорожке шел человек. Шел от строений. Его фигура плохо просматривалась в свете клонящегося к заходу солнца, но казалось знакомой. Человек подошел к мокрой площадке, на которой несколько часов назад плескался Бенни, обошел ее, потрогал вентиль, выпрямился и стал оглядываться.
Рука Бенни непроизвольно поднялась. Человек обернулся. Да это же Баран! Несомненно, это он! Адамс вскочил и что-то завопил. Люди бросились навстречу друг другу. Как же они были рады встрече, эти осколки человечества на краю мира!
– Телок! Рад, чертовски рад, – шептал Баран, обнимая собрата-мусорщика. – Ты молодец! Смог! Я так надеялся… Но, честно говоря, не верил. Уходить завтра утром собрался.
Через полчаса бывшие дохи лежали среди камней в ста метрах от ангаров. Баран оказался Чарльзом Пульдисом. Бенни не сразу привык называть его человеческим именем: это казалось чем-то ненормальным после месяцев кошмара и унижений. Бенни и сам отвык откликаться на собственное имя въелась дурацкая кличка. Чарли оказался душевным парнем, пожалуй, даже несколько стеснительным. Он достал из кармана кусок сушенного биота.
– Ешь, Бенни.
Адамс завороженно смотрел на черствый кусок заменителя хлеба. Вид еды спровоцировал жуткий, звериный голод. Он чуть не вцепился в него, но вовремя одернул себя.
– А ты?
– Ешь, Бенни. Я уже перекусил.
– Откуда это у тебя? – спросил Адамс, с наслаждением работая челюстями.
– Бенни, я готовился. Смотри, – Чарльз вытащил из-за пазухи комбинезона сверток, – этих сухарей нам на три-четыре дня хватит.
В душе Бенни разлилось восторженное ощущение, что у него впервые в жизни появился друг. Бескорыстный, надежный. Как это здорово! Вдруг словно чем-то черным плеснули на сердце. Адамс весь напрягся. Застыл, всматриваясь в Барана. Что, если он – подсадная утка?! Ведь Бенни профессионал, ему ли не знать, что несколько случайностей подряд, как правило, скрывают какую-то закономерность. Откуда он знает о подземном маршруте? Почему вчера не провели немедленный контроль, почему без помех выпустили подозрительную бригаду вниз на работу? Где он взял сухари, в конце концов?! Ведь если их собирать, в два счета вычислят! Бенни казалось, что в голове у него загудел колокол от чудовищности подобных подозрений, и гул этого колокола слышит весь мир. Он скосил глаза на Пульдиса. Тот безмятежно лежал рядом и смотрел в сторону ангаров.
«Но для чего городить огород? – продолжал он размышлять. – Кто я такой? Кому нужен я сам, мои переживания и даже мой побег?!» Здравый смысл возобладал, теперь подозрения казались глупыми болезненными страхами. Адамс облегченно вздохнул и опять ощутил во рту сладость хлеба. Нет, он будет верить Барану, потому что без этого просто не стоит жить дальше. И пусть будет все, как будет. Даже если он поневоле попал в какую-то сверхсекретную операцию по выявлению возможного подполья, то ему наплевать. Да и есть ли оно, подполье? В мире голой целесообразности, где даже малейшее отклонение мышления от общепринятых канонов вело к деструкции, не могло быть и речи об инакомыслии. Он же был рафером, слышал ли он когда-нибудь об этом? Нет!.. Или да? А поддельная карточка, а Клеманс, а пружинка, а мертвый полицейский? Биот опять застрял в горле. Так что же с ним произошло: цепочка случайностей или хитроумный план спецслужбы? Боже! Что же делать? Адамс энергично замотал головой, пытаясь вытряхнуть из нее бредовые мысли. Нет, он все равно не верит в предательство, не хочет верить. Он будет жить, пока возможно, и будет верить, пока живет.