— Я не знаю, но это ужасно. Видеть каждый день несчастие ребенка.
Ему вспомнились непомерно большая головенка, нескладное тощее тельце.
— Ее не назовешь здоровой, но она шустрая и смышленая.
— Если бы знать наверняка… Ведь мало ли что бывает. Ее мать, конечно, эгоистка, безнравственная дрянь, но, может быть, она физически совершенно здорова. — Елена Петровна принялась фантазировать. — Случайное знакомство, вечеринка, он и она молоды и легкомысленны. Потом беременность, отец ребенка скрылся, приходит срок рожать, ей нечаянно попадает в руки паспорт подруги, она решает им воспользоваться, едет в незнакомый город…
— Да, может быть и так, ты права.
С того дня они уже не могли избавиться от ужасов дурной наследственности. Мир словно сговорился доконать супругов Козловых. В газетах им то и дело попадались статьи о последствиях алкоголизма, об эпилепсии, умственно отсталых детях. Стоило включить радио, оно говорило о том же. У Александра Ивановича в техникуме, у Елены Петровны в библиотеке настойчиво заводились разговоры о детях-уродах, рассказывались случаи абсолютно достоверные, из первых рук. С Козловыми происходило то же, что бывает с каждым человеком, захваченным какой-либо идеей. Начал действовать закон притяжения информации, знакомый исследователям, библиофилам, коллекционерам — поток материалов сам шел в руки.
К концу назначенного ими месячного испытательного срока Козловы сдались.
Многие на их месте просто бы не явились за девочкой в детский дом, пускай там сами догадываются. Но Козловы решили, что это будет нечестно. Ведь им обещали, что Оля никуда не денется, за ними ее закрепили. Значит, как ни тяжело, а надо поехать и объясниться. Обстоятельно подумали и решили, что вдвоем ездить не стоит, вдвоем ездят брать ребенка, отказываться лучше одному, уже при его появлении директору многое станет ясно.
В Стогино поехал Александр Иванович. День стоял морозный, солнечный. В липовой аллее по обе стороны лежали сугробы, перед домом в центре каретного круга сверкал и переливался ледяной витязь. Здесь в любое время года все ладилось на вечный праздник детства.
У ног витязя копошились с лопатками малыши. Александр Иванович узнал Олю. На ней было красное пальтишко с серым кроличьим воротником, серая кроличья шапка-ушанка, завязанная под подбородком. Все малыши обернулись на скрип его шагов, она тоже обернулась, и по ее глазам он понял, что она его не помнит, не узнает. Он постоял, подождал. Девочка больше не оборачивалась, со знакомым ему ожесточенным упорством она долбила лед тупой пластмассовой лопаткой. Александр Иванович облегченно вздохнул: «Ей здесь хорошо, вон какая стала румяная. Она меня забыла, и другие детишки тоже, детство забывчиво…»
Объяснение с директором оказалось предельно кратким. Александр Иванович понял, что суровая красавица с самого начала, когда он заявился в детский дом с сумкой, набитой всяким хламом, составила о нем самое невыгодное впечатление, раскусила, какой он тюфяк и мямля. Она была уверена, что он не из тех, кто умеет бороться с трудностями и настаивать на своём. Александр Иванович вполне явственно почувствовал, как она довольна своей проницательностью.
На обратном пути он опять прошел мимо ледяного витязя и копошившихся у его ног детишек, некоторые из них зыркнули на него с извечным детским любопытством ко всему новому и чужому, малышка в красном пальто с серым кроликом не обернулась, упрямо долбила лед своей никчемной лопаткой. Она его не помнила, не ждала, никакой зверушечий инстинкт не толкнул ее к Александру Ивановичу. Равнодушие ребенка принесло Козловым огромное облегчение, даже радость.
Александру Ивановичу больше никогда не приходилось бывать в дошкольном детском доме. Злопамятная Анна Михайловна не простила техникуму старых книжек и игрушек, шефство над детским домом прекратилось. Козловы говорили меж собой, что оно и к лучшему, а то бы непременно до коллег из техникума дошло, как они собирались взять сироту на воспитание, но не взяли. Сами они всем пережитым ни с кем из знакомых и сослуживцев не делились. Первое время Козловы очень страдали от пустоты в доме, однако люди умеют зализывать свои душевные раны. Боль притуплялась, заплывала, общие переживания укрепили согласие в семье Козловых. Лет через пять они узнали из городской газеты о безвременной кончине директора дошкольного детского дома А. М. Молчановой. Кто-то им сказал, что она умерла от рака. Козловы искренне опечалились. Еще совсем не старая женщина, их ровесница. Из газеты они узнали, что А. М. Молчанова выросла в детском доме и решила всю жизнь посвятить детям, отказалась от личного счастья. «Теперь понятно, почему у нее был такой крутой характер, — сказала Елена Петровна, — жаль, что нас никто не предупредил».