Перед лицом грядущих перспектив радикальная фракция рокеров осуществила попытку консолидации на фестивале в подмосковном Подольске. Поскольку слово "подпольный" уже никак не выглядело адекватным, был придуман термин "национальный (вариант — "русский") рок". Основными критериями "национальности" считались: а) озабоченность социальными (национальными) проблемами; б) противостояние "попсу" и коммерции. В Подольске выступили "Наутилус Помпилиус", "Телевизор", "Облачный край" (Архангельск), "Калинов Мост" (Новосибирск), "Цемент" (Рига), "Хронопы" (Горький) и другие более или менее бескомпромиссные группы. (Странно, что не были приглашены "Звуки Му": более "русского" рока, чем у них, я не слышал.) Играли, как и положено героям подполья, на холоде под открытым небом, а иногда и под проливным дождем.
Я не был на фестивале, но просмотрел видеозапись: впечатление осталось грустное. Во-первых, утомило тотальное фрондерство. Группа за группой из песни в песню повторяли очень похожие гневные обвинения в адрес гнусных "них" и выражали сочувствие униженным и оскорбленным "нам". Справедливые, конечно, сетования, уместная ирония, но скучновато. К тому же в этой всеобщей "левизне" был элемент своего рода конформизма, точнее, "униформизма". Для политической партии это, может быть, и неплохо — но вот для искусства… Во-вторых, ужасный уровень игры и вообще музыкального мышления (было несколько исключений, правда). Если в эпоху квартирных концертов и подвальных сэйшенов это было терпимо, в чем-то даже адекватно, то теперь резало слух. Явно прошло то время, когда "халяву" [91]и убогость легко можно было оправдать аргументами типа: "Зато мы поем честно и от всей души…" К тому же, уж если говорить всерьез об оппозиции натренированной эстраде — разве можно реально конкурировать с ней, обладая арсеналом наивной самодеятельности? Впрочем, о конкуренции речи не шло. Красивый тезис о "национальном роке" выродился, по сути, в отчаянный призыв: "Назад, в подполье!" Однако мало кто из музыкантов откликнулся на него с энтузиазмом.
Саша Башлачев
Рок-клуб. Февраль, 1988
Между тем происходящее "наверху" вновь дало поводы для пессимизма. Сначала — известные события, связанные с отставкой Б. Н. Ельцина. Затем — письмо троих писателей (Ю. Бондарев, В. Белов, В. Распутин) в газету "Правда", вновь призывающее к искоренению рока. Наконец, упорные слухи о том, что многострадальная "Рок-панорама-87" опять переносится (или отменяется). К счастью, последнего не произошло. Московские городские власти позаботились только о том, чтобы запретить какую бы то ни было рекламу фестиваля, а также наводнили Дворец спорта в Лужниках невиданным количеством милиции и дружинников. Несмотря на это, концерты проходили при почти аншлагах, в течение всех шести дней. Выступило несколько десятков групп, профессиональных и "клубных", со всей страны. Зияющим пробелом был Ленинград: большинство групп отказалось ехать в знак солидарности с запрещенными в Москве "Алисой" и "Телевизором"… Но в целом — грандиозное мероприятие.
Филармонические группы вновь доказали свою полную импотентностъ. Успех имели "АВИА", "Наутилус" и — довольно неожиданно — группы московской Рок-лаборатории. (Хотя "Звуки Му" вновь не были допущены.) Сергей Попов (группа "Алиби") оказался автором самой популярной песни фестиваля, "Ответ "Правде", с хорошей фразой о том, как хочется плюнуть вслед "вельможным черным "Волгам". "Алиби" получили главный приз — электроорган "Электроника"… Не на шутку испугал публику маниакально-депрессивный квартет "Нюанс", играющий нечто среднее между фанком и арт-роком, но в сугубо истеричной манере. Пожалуй, их выступление было верхом музыкального экстремизма "Рок-панорамы". "Ва-Банк" во главе с бывшим дипломатом Сашей Скляром дал под занавес лабораторского шоу немного элегантного позерского панк-рока… Об остальном я умолчу, ибо оно того стоит. Выдохнув кислую громадину "Рок-панорамы", советский рок застыл в изнеможении. Под Новый год было минус тридцать.
Семнадцатого февраля в Ленинграде покончил с собой Саша Башлачев.
Я не думаю, что состояние дел в роке хоть как-то повлияло на его решение. И тем не менее смерть нашего лучшего (может быть, единственного настоящего) поэта точно совпала и символически обозначила конец одной эпохи.
1987 год, как мне кажется, был последним, сумбурным годом определенной формации советского рока. Той самой "классической" формации, что зародилась в середине 60-х и постепенно развивалась под знаком запретов, изолированности от внешнего мира, идеализма и нищеты. Итоги этого развития неоднозначны. Есть достижения: несомненный духовный потенциал, чувство сопричастности и жажда правды, выраженные в лучших песнях, — а их были сотни и тысячи. Хороший уровень владения словом, заряженность на то, чтобы будить мысль… Все это позволило нашему року вершить свою тихую революцию в умах молодых людей в самые беспросветные годы, быть эмоциональным и психологическим тоником, а в каком-то смысле — и предтечей гласности. Можно сказать, что в специфических условиях нашей страны рок взял на себя функции, вообще не свойственные молодежной развлекательной музыке (каковым рок изначально и во всем остальном мире является). В этом его уникальность и в этом же — его обреченность… Ибо по мере того как наше общество начало возвращаться к цивилизованным формам, стало очевидно, что духовная миссия рока в общем и целом исчерпала себя. Теперь его место надлежит занять тем, кому положено, — честной литературе, невымышленной истории, религии… А року, в свою очередь, предстоит занять место в своей культурной нише — той самой развлекательной и молодежной… К чему он, естественно, не готов. Не готов потому, что этой самой музыки, а уж тем паче веселья и жизнерадостности, в нашем роке (за редкими исключениями) никогда толком и не было. Даже ритм, строго говоря, мало какая группа может держать… Таков несомненный минус развития формации.
Итак, на рубеже 1988 года остались в неповторимом прошлом: запреты на жанр (осенние передряги были последней на моей памяти крупной акцией антирокового лобби), свирепая цензура (если говорить только о концертных выступлениях — то практически и цензура вообще), уравнительные или же нулевые гонорары, "невыездной" статус. Последние два года десятилетия проходят под знаком бурного развития двух новых процессов: перевода советского рока на рыночную основу и вовлечения его в международную тусовку. Начну с первого.
С внедрением хозрасчета и появлением концертных кооперативов у нас наконец-то стала возможной принятая во всем мире практика. Согласно ей артисты получают реальную часть доходов от своих выступлений. Грубо говоря, система такая: исполнители через посредников (те самые кооперативы) заключают прямые договоры с концертными площадками, называя при этом свою "цену". Цена может выражаться двояко: или как фиксированная сумма, или как определенный процент от общего дохода мероприятия [92].
(Прошу прощения за казенную терминологию.) В любом случае это не мизерные "концертные ставки", придуманные чиновниками, а суммы несравненно большие. Гонорары популярных групп колеблются в пределах от пяти до десяти тысяч рублей за концерт, рекордсмены вроде "Ласкового мая" брали и по двадцать пять.
92
Именно по такой схеме у нас издавна проводились "подпольные" концерты, Но это, с одной стороны, было нелегально и наказуемо, с другой — речь не шла, разумеется, о стадионах и дворцах спорта.