Выбрать главу

Вздохнув, я наконец заставила себя сесть. Великан смотрел на меня мягкими, джинсового цвета глазами из-под таких густых и темных ресниц, что они казались подведенными, и мое сердце засбоило. Эти глаза, этот рот – узкий и поджатый, как будто на грани ухмылки или поцелуя – выдавали, что он совсем не так суров. Особенно при свете дня.

Ганс был страшно милым.

«Ганс».

Надо перед уходом запомнить его фамилию… И телефон… и несколько его детишек.

«Детишек… Блин. А мы…»

Оглядевшись, я произвела в уме быструю оценку.

«Одежда?»

«На нас».

«Воспоминания о траханье в ночи?»

«Нету».

«Саднящее жжение внутри?»

«Нет, ничегошеньки».

«Черт».

– А что ты тут делаешь? – спросила я, улыбаясь еще шире и стараясь не думать о том, на какое похмельное чудовище я похожа.

– Я спал… пока кто-то не вцепился в мою руку чертовыми когтями, – Ганс поглядел на свой бицепс. – Прямо странно, что я не истек кровью.

– Знаешь, для парня с Фредди Крюгером на плече ты больно уж нежный, – рассмеялась я.

– Я и подумал, что на меня напал сам Фредди Крюгер, – подколол меня Ганс, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. – Знаешь, он дожидается, пока ты заснешь.

Нижняя часть Ганса была прикрыта самым девчачьим на свете одеялом, но верхняя…

«Просто слюнки текут».

Пока я пыталась перевести взгляд на его лицо, что-то привлекло мое внимание.

– Что это? – спросила я, касаясь его татуированной руки.

Ганс протянул мне свою левую руку, глядя на нее с тем же любопытством, что и я. Там, на внутренней стороне предплечья, синими чернилами были написаны ряды слов.

Мы оба молча прочитали их.

Вижу я, как сквозь небо они летят,Эти звезды, сверкая, бросая ночь,Знаю я, как сияют они и горят,Потому что одна не исчезла прочь,Оказавшись рядом с моим плечом,На постели моей.

Ганс поглядел на меня с дурацкой улыбкой и пожал плечами.

– Наверное, я записал это, когда ты отрубилась ночью.

«Наверное, я записал это, когда ты отрубилась ночью».

«Наверное, я записал это, когда ты отрубилась ночью».

«То есть Ганс Как-там-его-фамилия написал обо мне чертову песню? У нас любовь? Нам сделать одинаковые тату прямо сейчас или уже после свадьбы?»

«Черт. Он на тебя смотрит. Биби, скажи что-нибудь. А то твоему будущему мужу неловко».

– Так это твоя кровать?

«Очаровательно. Совсем никакой неловкости».

– Ну, я отрубаюсь тут по выходным, так что…

Я обвела спальню взглядом и одобрительно кивнула.

– Мне нравится, как ты украсил комнату.

Ганс рассмеялся и сел в постели, опираясь спиной на светлое деревянное изголовье. Даже когда он сидел, его ноги доходили до самого конца кровати. Я и представить не могла, как он умудрился проспать тут всю ночь, да еще со мной по соседству.

Ганс сложил на груди свои расписные руки.

– Эй, ты не суди. Пони тоже человеки.

Захихикав, я округлила глаза.

– Ага. Если ты такой любитель пони, назови хоть одного из Маленьких Пони.

Ганс оглядел комнату и подмигнул мне.

– Яйцекрыл.

Я, не выдержав, прыснула.

– Искросер.

Я засмеялась громче.

– Светлочлен.

– У них нет яиц и членов, – подавилась я. – Они все девочки.

Ганс усмехнулся, глядя, как я утираю глаза подолом своего топика.

– Ну ладно. Ты выиграла, – сказал он. – Это не моя кровать.

– А чья же? – икнула я.

– Дочки Стивена. Она ночует тут несколько раз в месяц, а когда ее нет, Стивен с Викторией пускают сюда гостей.

Я смутно припомнила, как после очередного – и уже лишнего – красного пластикового стаканчика, который Ганс налил для меня, я спросила Деву-Гота, смогу ли я остаться тут переночевать. Она отволокла мою пьяную задницу по коридору в какое-то место, которое назвала «Комната Мэдди». Наверняка Мэдди и была четырехлетней любительницей пони. Тайна раскрыта.

– А как давно ты дружишь со Стивеном?

«И, что важнее, зачем? Он же такой противный слизняк. Вообще не понимаю, что Дева-Гот в нем нашла».

– Я вообще-то дружу с Викторией. Мы вместе учились в Старшей Центральной, пока она в том году не перевелась в Западную Атланту.