«Черт. А я и не знала, что у Девы-Гота, кроме нас, есть друзья. Да еще такие крутые. Эта сучка прятала их от меня».
– Господи. Ты учился в Центральной? И тебя не прирезали? Это ж надо. Ты же знаешь, что про нее говорят. Что ее не заканчивают…
– Из нее выпускают на поруки, – Ганс приподнял бровь.
– Ага, – улыбнулась я. – Так когда выпустили тебя? – и тут же пожалела о своем вопросе.
У Ганса была утренняя щетина, татуированные руки и прекрасное тело взрослого мужика. Он ну никак не мог быть одноклассником Девы-Гота. Она была моей ровесницей, а этому парню было хорошо за двадцать. Что, если у него проблемы с обучением, и он, допустим, просидел в школе несколько лишних лет…
– В мае.
– Как, в этом мае? – переспросила я, подняв голос на октаву выше, чем нужно.
Ганс, улыбнувшись, окинул меня подозрительным взглядом.
– Ну да-а-а-а… А что?
– Прости! – всплеснула я руками. – Я просто думала, что тебе, типа… лет тридцать пять.
– А, ну да, мне часто так говорят, – рассмеялся Ганс.
– А сколько же тебе лет?
– Восемнадцать, – Ганс помотал головой. – Нет, погоди. Девятнадцать. Мой день рождения был в прошлом месяце, и я еще не привык, – он пожал плечами и так улыбнулся, что мне захотелось ущипнуть его за колючую щеку в щетине.
– Я тоже закончила в мае, и у меня день рождения в июне! – заверещала я. – Скажи, как прикольно! Но мне только семнадцать. Я закончила досрочно.
– Блин! – Ганс выпрямился и щелкнул пальцами. – Ты, должно быть, та девчонка, про которую говорила Виктория. Она сказала, одна ее подружка в Западной Атланте попала перед экзаменами в жуткую аварию, но все равно закончила досрочно и с отличием, – Ганс внимательно оглядел мое взъерошенное тело. Я догадалась, что он ищет шрамы, но от его взгляда у меня в животе запорхала стая бабочек. – Но теперь ты в порядке?
Я задумалась. В порядке ли я? Физически – мои ребра срослись. Эмоционально – я примирилась с тем, что Харли – мой козел-приятель, который был за рулем – оказался куском дерьма, и я не любила его всерьез. А психологически я наконец осознала, что Рыцарю, которого я как раз любила, в армии было лучше, чем тут, где он дрался в барах и скинул меня и Харли с дороги. Так что…
– Ага, – сказала я с улыбкой, – в порядке.
Но Ганс не улыбнулся в ответ.
– А что с тем парнем, с которым ты была?
Харли. Этот засранец. Я вспомнила щенячий взгляд, которым он смотрел на меня, когда полицейские выводили его из больницы с руками, скованными спереди из-за гипса на левой. Как выяснилось, этот козел был освобожден условно, отсидев за кражу машин, так что, когда его застали на месте происшествия с багажником, полным нелегального оружия, упаковкой наркоты и несовершеннолетней, которую он увез под дулом пистолета, все это вошло с законом в некоторые противоречия.
Фыркнув, я закатила глаза.
– Ничего, выживет.
Ганс уставился на меня с непроницаемым выражением лица. Это продолжалось всего секунду или две, но я тут же вспомнила, почему вчера он так испугал меня. Когда Ганс не улыбался, он выглядел довольно жутко. Тяжелые темные брови, в одной из которых было вдето серебряное кольцо, затеняли его штормовые глаза. Всклокоченные черные волосы торчали во все стороны. А когда Ганс сжимал и без того узкий рот, его твердая упрямая челюсть выступала вперед. У некоторых женщин бывает лицо Стервы на отдыхе. Вот у Ганса было лицо Бандита на отдыхе.
А потом оно исчезло.
Улыбка вернулась, осветив его черты, и он просто сказал:
– Хорошо.
С этими словами Ганс откинул сиреневое одеяло с пони и поднялся с кровати. Повернувшись, он оказался рядом со мной, и я увидела все его тело как на картинке. На нем не было ничего, кроме черных боксеров в мелкие желтые бананы.
Я уставилась на него. Я ничего не могла с собой поделать. Тут было на что посмотреть. Это тело было длинным, стройным, изящным произведением искусства. Буквально. Одна рука была покрыта черно-серыми татуировками, на другой были рукописные стихи про падающие звезды, которые врываются в твою постель.
Это все было уже слишком. Я заставила себя отвести взгляд от бананов и посмотреть Гансу в глаза.
К счастью, он, кажется, не подозревал о произведенном на меня впечатлении. Он просто мотнул своей спутанной копной волос в сторону двери и сказал:
– Не хочешь пойти позавтракать? Я помираю с голоду.
Я не особо была по еде – анорексия и все такое, – но почему-то обнаружила в себе внезапную тягу к бананам.
– Конечно, – прочирикала я, – только дай мне десять минут.