— Оставьте меня. Уходите.
— Угу, — кивнул я. — Конечно, уже ушли, — и положил руку Кристине на плечо. Приказал: — Бери мою энергию.
— А как же…
— Бери! — рявкнул я.
Как только почувствовал, что в Кристину полилась энергия, прибавил скорости.
До края крыши оставалось едва ли пара метров. Когда поверхность вдруг начала таять под ногами.
— Время вышло! — крикнул Боровиков. — Локация закрывается!
— Анатоль, Лассо! — приказал я. — Афанасий, с ним!
Опустил Щит и накинул цепь на пожарную лестницу соседнего дома. Другой рукой крепко обхватил за талию и прижал к себе Кристину.
Прыгнул.
Вовремя — через минуту та часть дома, на которой орали кошки, растворилась в небытии вместе с ними. А мы с Кристиной, обнявшись, стояли на ступеньке пожарной лестницы.
Кристина подняла голову, посмотрела на меня.
— Мне тоже нравится с тобой обниматься, — искренне сказал я.
Она смущенно отвернулась.
— Чего ты?
— У меня исцарапано лицо. Я некрасивая, не смотри!
— Во-первых, у тебя есть целительский амулет, — напомнил я. Сам бы о такой ерунде, как следы кошачьих когтей, уже и думать забыл, но девушка есть девушка. — Во-вторых, ты и с царапинами прекрасна. Особенно когда стоишь так близко.
— Ты вообще можешь думать о чём-то другом? — возмутилась Кристина.
— Приходится, — вздохнул я.
Посмотрел вниз. Десятком ступенек ниже в лестницу вцепились Анатоль и Боровиков.
Над нашими головами вспыхнули буквы:
Команда Импѣраторской акадѣмiи Санкт-Пѣтѣрбурга:
Успѣшное прохождѣнiя локацiи + 20 баллов.
Итогъ: + 38 балловъ.
Команда Парiжскаго Унiвѣрситѣта:
Г-нъ Рѣшаръ — задѣржка въ игровой локацiи. Минусъ 10 баллов.
Успѣшное прохождѣнiя локацiи + 20 баллов.
Итогъ: + 25 балловъ.
— Ура! — прокомментировал Боровиков. — Французы потеряли ещё одного игрока, их осталось всего трое! Дюплесси, Берлен и Миньо. Ч-чёрт, самые сильные…
— Вот именно, — кивнул я. — Не расслабляемся! Я — первый, за мной — Кристина, за ней — Анатоль, Афанасий — замыкающий.
Мы, один за другим, поднялись по лестнице на крышу.
Крыши здесь были, кстати — загляденье, в моём мире таких давно не осталось.
Двускатные, покрытые красной черепицей и листовым железом, утыканные печными и каминными трубами. Кое-где посверкивали на солнце мансардные окна, на противоположной стороне улицы я заметил расстеленный на крыше плед — сюда, кажется, выбирались полюбоваться звездным небом. Романтика, да и только — если любоваться издали, сидя в кресле на балконе.
А вот если по наклонной поверхности крыши приходится бежать — огибая трубы и мансарды, рискуя поскользнуться на гладком железе или споткнуться на неровной черепице, то как-то сразу становится не до романтики. Учитывая, что солнце жарит с самого утра, железо и черепица под ногами раскалены так, что не дотронуться, и охотно отдают этот жар… В общем, я в данной ситуации предпочел бы крыши моего мира — пусть находящиеся на гораздо большей высоте, но зато ровные, обнесённые бортами и обдуваемые ветром.
Здесь-то — ни ветерка, на полуденной жаре. Пот с нас катился градом, и чем дальше, тем сильнее хотелось пить. Одна радость — дома на этой улице стояли тесно, некоторые вовсе вплотную друг к другу. С крыши на крышу мы перебирались без проблем. По крайней мере, пока.
— Флаг уже близко, — тяжело дыша, сказал Боровиков.
— Да, вижу. Не отвлекайтесь. Поднажмём!
Мы постарались прибавить скорости.
И вдруг поднялся ветер.
— Зачем?! — крикнул Боровикову я. — Не надо, береги энергию! Не растаем. Или, думаешь — так мы побежим быстрее?
— Это не я, — удивленно отозвался Боровиков. — Я ничего не делал!
— Погода портится! — крикнула Кристина.
Впрочем, я уже и сам заметил, что на небо, до сих пор ясное, стремительно набегают грозовые тучи. На какое-то время нам стало чуть легче, прохладнее. Но облегчение продолжалось недолго.
Сверкнула молния. Гром прогремел такой, что крыша под ногами вздрогнула. А в следующий миг хлынул дождь.
Минута — и он полил такой плотной стеной, что мы почти перестали видеть друг друга.
Я был впереди всех. Чуть позади меня, слева и справа — Боровиков и Кристина, Анатоль немного отстал. То есть, до сих пор я думал, что отстал он немного. Если Боровикова и Кристину я видел, то его за стеной дождя перестал различать. Проорал: