— Но ведь это когда ты прошлой ночью…
— Забудь, — повторил я.
— Но ведь, получается, это она не с тобой, а с великим кня…
— Надя! — Я взял её за плечи. — Успокойся. Всё нормально.
— Что ты называешь нормальным в этой ситуации?! — взвилась Надя. — Борису пятнадцать лет! А Китти — служанка! Если об этом узнают его родители…
— Ни один подросток в здравом уме не расскажет о подобном своим родителям. Как ты вообще это себе представляешь?
Надя покраснела и отвернулась.
— Та-а-ак… — протянул я. — Ладно, давай сделаем вид, что ничего не было. Ты ко мне сейчас не подходила. Окей?
— Эти твои англицизмы, — проворчала Надя. — Нахватался от Кристины…
— Можно я не буду встречно шутить по поводу того, чего ты могла нахвататься от Вовы?
— Костя! — завопила Надя.
Я увернулся от удара и одним прыжком перескочил на несколько ступенек выше. Взбежал на самый верх.
Надя, вспомнив, что она — дама из высшего общества, преследовать меня не стала. Кричать — тоже. Я спокойно отпер свою дверь и, наконец, переоделся.
Машину я поставил рядом с Академией, как обычно. Здесь можно было без проблем припарковаться, и не так сильно бросалось в глаза, что я приехал во дворец. Но не успел открыть дверь, как распахнулась противоположная, и рядом со мной плюхнулась Полли.
Похоже, девушки сегодня решили осложнять мне существование коллективно.
— Доброго вам дня, Аполлинария Андреевна, — сказал я. — Что вы делаете в Академии, позвольте полюбопытствовать? Лето, самое время наслаждаться каникулами…
— Не прикидывайтесь, будто не понимаете, почему я здесь, Константин Александрович! Я насилу вас отыскала. Складывается впечатление, будто вы нарочно от меня прячетесь! — Голос Полли звенел от злости. — Хочу вам сказать, что ваша ревность переходит все мыслимые границы!
— Моя… ревность? — не понял я.
— Именно ваша! Вы из той отвратительной породы людей, которым нужно лишь то, чего они не могут заполучить!
Я представил себе собственный мозг, сидящий посреди комнаты и пытающийся из кубиков выплюнутых Полли слов собрать что-то осмысленное. У мозга ничего не получалось, и он уже начал по этому поводу грустить.
— Что-то насчёт Кристины? — рискнул я предположить.
— О, вы ещё помните о Кристине Дмитриевне! — всплеснула руками Полли. — Что ж, она будет рада, полагаю, узнать об этом.
— Полли, у меня был очень трудный день, — вздохнул я. — Меня взрывали, на меня орали, во мне пытались пробудить утраченный интерес к семейной жизни. Ты можешь последовательно изложить суть своих обвинений? Я сегодня, боюсь, уже не смогу сам продраться через дебри женской логики.
— Вы, Константин Александрович, похитили…
Тут у меня во рту пересохло. Какого чёрта?! Если знает даже вот эта, то мне, получается, нужно не во дворец на допрос идти, а заводить мотор и лететь обратно в Барятино. Причём, так быстро, что не будет даже времени высадить Полли.
— …Мишеля! — договорила Полли.
Я выдохнул.
Схлынувший адреналин забрал силу из всех мышц разом, навалилась секундная слабость, смешанная с радостью: опасность миновала!
Усилием воли я заставил себя вновь собраться.
— Что значит, «похитил»? — переспросил я. — С какого… В смысле, зачем бы мне похищать Мишеля?
— Потому что вы, Константин Александрович, наконец-то осознали, что в меня влюблены. — Полли горделиво вскинула голову. — И ваша ревность толкнула вас на страшный поступок! К тому же есть свидетели, которые видели, что вы нынче утром увезли Мишеля на своём автомобиле. В неизвестном направлении!
— Свидетели, — повторил я. — То есть, Мишеля уже объявили в розыск? Заявили в полицию?
— До этого пока не дошло. И у вас есть шанс всё исправить.
Я в задумчивости почесал нос. Огляделся. Мне смертельно не хватало кого-нибудь адекватного, чтобы прояснить один существенный вопрос… Ага, вот, какая удача! На крыльцо жилого корпуса вышла Кристина с толстенной книгой под мышкой — должно быть, направлялась в бибилиотеку.
Кристина жила преимущественно в Академии. Всем, кто интересовался, она объясняла это тем, что поступила сюда, чтобы учиться, и ничто иное её не интересует. В действительности же, думаю, причина была такой же, которая в итоге привела и меня к тому же решению жилищного вопроса. Кристина была не «местная».
Жить с мамой во дворце опалённая огнём войны женщина не могла чисто физически. Жить в одиночку в особняке Алмазовых ей было скучно. А корпуса Академии представляли собой нечто более-менее подходящее по духу.