– На обед опоздаем.
– Добудем чего-нибудь на кухне, – отмахнулся Александр.
– Клавсанна будет ругаться…
Память настоящего Белова услужливо вызвала образ огромной женщины, саженного роста и гигантских форм, с ярким румяным лицом и мощными кулачищами. Она неплохо относилась к воспитанникам, но воровства на кухне не терпела, и многим, в том числе и Белову, не раз попадало мокрой тряпкой. Воспоминания об этой тряпке были особенно яркими…
– А мы ей не скажем… – Тут память подбросила новые воспоминания, и Сашка добавил: – Или выпросим чего-нибудь…
Результаты ревизии были не блестящими. Тело прошлый хозяин не то чтобы запустил. Нет, следы физподготовки явно наличествовали. Но вот с координацией всё было плохо. Хотя плохо это по меркам его тогдашней подготовки. Для этого времени, а год шёл… Трудно сказать, но… О! Вон на пляже плакат, с годом… Тридцать четвертый? Сойдет…
Так вот для этого времени Саша был развит очень даже прилично. Можно сказать даже, что не по годам развит. Стройный, жилистый и без капли жира под загорелой кожей. Впрочем, в эти времена толстые дети в Стране Советов были большой редкостью. Мускулы?.. Ну, в общем, имеются, но вот справится ли это тело с тремя-четырьмя противниками – ещё вопрос. Хотя…
Он задумался в поисках решения, и память мальчишки подсказала ему, что в детском доме была неплохая мастерская, за которой присматривал старый мастер, которого все называли Ляо. И там наверняка можно было раздобыть всё, что нужно, и даже сверху.
– Так и будем молчать? – подала голос девочка.
– Есть предложения? – Александр, лежавший на мягком речном песке, повернулся в сторону Леры, внимательно окинул взглядом её по-детски нескладную фигуру и лицо, отметив про себя, что лет через десять девочка расцветёт и станет настоящей красавицей. Но чувств к ней не было вообще никаких. Даже спортивного интереса.
– Ну, раньше ты был как-то разговорчивее.
– Раньше не сейчас, – Александр вздохнул. – Но если тебе непременно нужно что-то говорить, можешь рассказать чего-нибудь.
– Нет, ты сегодня какой-то не такой, – Лера покачала головой. – Тебя по голове не били?
– Нет вроде, – Александр улыбнулся. – Чуть не притопили, как котёнка, а так – всё нормально. Ты давай, иди, а я позже подойду. Мне ещё подумать нужно. Кстати, можешь для меня порцию заначить, чтобы не пришлось устраивать экспроприацию на кухне и доводить Клавсанну до инфаркта.
– До швабры её скорее доведёшь! – Фыркнула девочка и поднялась на ноги. – Только не влипай никуда.
– Oui, mon general![4] – Александр не вставая отсалютовал подруге и, дождавшись, когда она уйдёт, снова перевернулся на спину и закрыл глаза.
Старик не соврал, и память предыдущего владельца тела была в порядке, хотя и лишена всякой эмоциональной окраски.
Родители, выглядевшие словно на чёрно-белом снимке, их смерть от рук нацистов, о которой Белов узнал только от друзей семьи. Пароход до Ленинграда, и долгих пять лет бродяжничества по городам и весям России, всё выглядело достаточно подробно, но спокойно и бесцветно, будто перегоревший костёр.
Детский дом, в который попал Александр, находился на берегу Волги в старинной усадьбе, не сохранившей имён владельцев, а лишь затейливую монограмму на воротах. Зато сохранился большой парк с пересохшими ныне фонтанами, и пруд глубиной всего в метр.
Революция и гражданская война почти обошли стороной дворянское гнездо, и когда сюда пришли новые хозяева, почти ничего не пришлось переделывать. В правом крыле усадьбы находились комнаты воспитанников, а в левом жили воспитанницы. Воспитатели и работники дома обжили два флигеля, стоявших чуть в стороне, а директор жил в главном здании, занимая комнаты, где раньше жили хозяева особняка.
Тёзка Александра попал в этот детский дом после облавы на Казанском вокзале. Здесь одевали, кормили и учили, и если бы не группа юных подонков, прихвативших власть при попустительстве воспитателей, жизнь можно было бы назвать безоблачной.
Александр легко вскочил на ноги и оглянулся. Наблюдатели ему сейчас были совсем не нужны.
Начав с лёгкой разминки, он постепенно вошёл в динамическую медитацию «падающего листа». На удивление, голова и тело довольно быстро синхронизировались, и уже не было раздражающего вихляния конечностей, и не требовалось контролировать каждый миллиметр движения.
Зато ничего не болело, не тянуло и не стреляло, словом – всего того, чем грешила его старая оболочка.
Поработав ещё с дистанцией и координацией, он удовлетворённо кивнул и подошёл к одежде, висевшей на ветках. На тёплом ветру вещи практически высохли, и их уже можно было надевать.