— Я не сомневаюсь ни в нем, ни в ваших подружках. Не исключено, что кража совершена их приятелями, о существовании которых вы даже не подозреваете.
— Да, понимаю.
— Ваш друг или кто-то другой из ваших знакомых был с вами на даче?
— В пятницу приехал Тони — поздравить маму. На обед не остался, сказал, что спешит в редакцию.
— Извините, забыл спросить, как вас зовут.
— Роза Младенчева.
— И вы студентка, насколько я понял?
— Да.
— Где-то я встречал вашу фамилию, но не могу вспомнить.
Она не дала мне времени для отгадывания и поспешила ответить:
— Вероятно, из газет.
По тону было ясно, что ее фамилию можно увидеть, едва развернешь газету.
— Мне надо посмотреть, откуда похитили драгоценности.
— Пожалуйста.
— Удобно прийти к вам сегодня в пять часов?
— Буду вас ждать.
Вошел Ваклев, спросил, кто это.
— Новая подружка Тони Харланова. Драгоценности ее. Их украли, по всей вероятности, в пятницу вечером.
— Из прежних подружек Тони я успел кое-кого разыскать. Например, первую школьную любовь. Ты ее выслушаешь? Она здесь.
— Пригласи.
Ваклев впустил худенькую молодую женщину, довольно высокую, с бледным лицом и коротко подстриженными каштановыми волосами. Ее тонкие губы были сжаты, точно у человека, который серьезно чем-то озабочен, прозрачные ноздри трепетали. Женщина не употребляла косметики (может быть, это теперь было модно), но на меня произвело неприятное впечатление ее мучнисто-белое лицо.
Предложив сесть, я сказал, что мы вызвали ее не на допрос — просто хотим знать ее мнение о Тони Харланове. Мы понимаем, что для нее этот разговор может быть неприятным, и поэтому еще раз просим нас извинить.
— Не извиняйтесь, для меня все уже в прошлом, — остановила меня женщина.
Горечь, с которой она произнесла это, не убедила меня в том, что все для нее в прошлом, но я промолчал.
— Мы с Тони вместе закончили школу. И я, и другие девочки… ну, скажем — сохли по нему. Красавец, умница, он был секретарем комсомольской организации в нашем классе. Но потом его сняли — за то, что перестал собирать комитет, все дела решал единолично. После собрания мы пошли ко мне домой. Я сказала, ему надо смириться с тем, что произошло, а он стал обзывать всех в классе простофилями, безмозглыми тупицами, которые не смогли оценить своего руководителя, пусть и самого низкого ранга… Говорил так, будто все эти простофили собрались в моей комнате. Он так разошелся, что стал пинать стулья, разбил графин, а потом — рюмку об пол, вдребезги. В комнате у меня жил попугай хозяйки, он верещал со страху, и Тони погнался за ним. Я бросилась в ужасе на кровать, чтобы не видеть, как беснуется Тони, но, даже зажав уши ладонями, слышала топот его ботинок. Когда топот прекратился, я подняла голову. Ужас!.. Перья, кровь на полу… Возможно, я была чересчур сентиментальна, но я снова расплакалась. Тони подсел ко мне. «Не плачь, — успокаивал он меня. — Я куплю другого попугая. Сам не знаю, как это получилось. Просто я не в себе». Лицо у него было постаревшее, измученное. В тот вечер он остался у меня. После этого я целый месяц ходила со следами его щипков и объятий. Простила ему и это, и мы не расстались. Вместе приехали в Софию. Но здесь он скоро меня бросил… Водил дружбу с «дочками», как их называли тогда и как называют теперь. Тони их часто менял. Сейчас вот снова прилип к дочери какого-то большого начальника…
К драгоценностям на столе я положил складной нож, который мы нашли в канаве под машиной. Приказал привести Жору Патлаку.
Он приветствовал меня, точно старого приятеля.
— Добрый день, начальство! Что за выставка?
Ему нельзя было отказать в самообладании. Во всяком случае, он его демонстрировал. В этой комнате, впрочем, мне доводилось видеть и более талантливых артистов. Пригласив его сесть, я положил на стол несколько фотографий.
— Это отпечатки твоих пальцев. Я изъял их из твоего дела. На рукоятке ножа и некоторых украшениях обнаружены точно такие же.
— Ошибочка вышла, начальник. Я эти цацки не трогал — я их вообще не видал.
— Отпечатки доказывают, — твердил я, — что вещи были в твоих руках. В суде придется отвечать, откуда они у тебя. Здесь была владелица драгоценностей. «Цацки», как ты говоришь, украдены в пятницу вечером. Возможно, сделав это, ты пришел к Тоди и попросил их реализовать. Более вероятно, что ты их стащил уже в его квартире… Как бы то ни было, тебе придется объяснить, где ты был в пятницу вечером — между шестью и девятью часами, — я помедлил, — …это то самое время, когда задушили Дашку.