Стремительное продвижение танкистов и радовало и беспокоило Рокоссовского. Дело в том, что они, наступая на север, не имели обеспечения с левого фланга, так как войска 1-го Белорусского фронта должны были перейти в наступление только 1 марта. Об этом Рокоссовский говорил с Верховным Главнокомандующим:
— По данным разведки, товарищ Сталин, в Ной-Штеттине, который находится западнее разграничительной линии, концентрируются войска немцев. Я боюсь. что, если Жуков не начнет вскоре наступление, они ударят нам в открытый левый фланг. Существует реальная угроза этого.
— Попробуйте сами обеспечить фланг, — предложил Сталин.
— У меня нет для этого сил, все резервы исчерпаны. Прошу в этом случае усилить фронт войсками или же обязать 1-й Белорусский побыстрее начать наступление.
— А войска вашего фронта не смогут занять Ной-Штеттин? — Несмотря ни на что, Сталин казался очень довольным ходом событий на 2-м Белорусском фронте. — Если вы это сделаете, в вашу честь дадим салют.
— Мы попытаемся, — отвечал Рокоссовский, — но это не меняет дела в корне — все равно фланг наш открыт.
— Я поговорю с Жуковым, — пообещал Сталин.
Рокоссовский тут же связался с Осликовским, приказал командиру 3-го гвардейского кавалерийского корпуса атаковать Ной-Штеттин и сообщил ему об обещании Верховного Главнокомандующего дать салют. В этот же день кавалеристы Осликовского завязали бой за Ной-Штеттин, обошли его с флангов и тыла и 28 февраля овладели городом. За это они были заслуженно вознаграждены приказом Верховного Главнокомандующего и салютом в Москве.
Тем временем танкисты Панфилова после некоторой перегруппировки возобновили свой бег к морю. Однако к исходу 2 марта Рокоссовский обнаружил, что опасность угрожает далеко продвинувшимся вперед танкистам теперь уже с правого фланга — в районе города Руммельсбурга враг собрал большую группу своих войск, явно намереваясь ударить по открытому флангу 19-й армии.
Однако из этого замысла ничего не вышло. Навстречу врагу были брошены пехотинцы 40-го стрелкового корпуса. Понеся большие потери, враг откатился на северо-восток.
3 марта танкисты возобновили продвижение, и к вечеру их передовые отряды были уже на побережье Балтийского моря.
Генерал Панфилов докладывал Рокоссовскому:
— Мы вышли к Кеслину. Оборона вокруг города мощная. Пленные говорят, что в городе сильный гарнизон.
— Что вы собираетесь делать?
— Буду брать город, — твердо ответил Панфилов.
— Хватит ли сил? — засомневался Рокоссовский.
— Хватит. Пехота со мною.
— Хорошо, — одобрил комфронта.
Штурм начался незамедлительно, и утром 5 марта Кеслин был очищен от врага. Тем самым 2-я немецкая армия была отрезана от остальных сил, находившихся в Восточной Померании.
На следующее утро в штаб фронта прибыл гонец из 3-го гвардейского танкового корпуса. На стол перед Рокоссовским он торжественно водрузил три закупоренные бутылки.
— Что это? — удивился Рокоссовский.
— Балтийская вода, товарищ командующий фронтом. — Голос гонца звучал гордо.
Рокоссовский засмеялся, вышел из-за стола, взял одну из бутылок, откупорил, понюхал.
— Пахнет водорослями! Попробуем, какова на вкус. — Он отхлебнул прямо из горлышка и тут же сплюнул. — Соленая! Ну что ж, это хороший подарок!
Вода из Балтийского моря! Вот куда мы пришли, а были у Волги! — Он повернулся к гонцу. — Передайте мою благодарность молодцам-гвардейцам за такой подарок!
Теперь, после рассечения восточнопомеранской группировки, Ставка потребовала от 2-го Белорусского фронта разгромить и уничтожить врага в районе Данциг — Штольп. Для этого армии левого крыла следовало повернуть фронтом на восток.
Если читатель посмотрит на карту, то он увидит на берегу Данцигской бухты три расположенных рядом города — Гдыню, Цоппот (ныне — Сопот, изестный курорт) и Данциг (Гданьск). Они, по сути дела, слились в один город. Во время войны эти укрепленные города-порты с их верфями и многочисленными военными кораблями были мощной крепостью.
Войска 2-го Белорусского фронта продолжали наступление, но медленно. Им явно не хватало подвижных соединений, и Рокоссовский был вынужден обратиться в Ставку с просьбой передать в его распоряжение хотя бы временно одну из двух танковых армий 1-го Белорусского. Согласившись с его доводами, Сталин обещал немедленно отдать распоряжение о временной передаче фронту 1-й гвардейской танковой армии, и с 8 марта эта армия перешла в распоряжение Рокоссовского.
Тем временем 2-й Белорусский продолжал наступать. Заметного успеха добились танкисты все того же 3-го гвардейского корпуса. 8 марта они стремительной атакой захватили один из крупнейших городов Померании, Штольп, и продолжали продвижение на восток. Для характеристики того, насколько решительно и умело действовали теперь, на исходе четвертого года войны, советские солдаты, можно привести следующий эпизод.
После захвата Штольпа для обеспечения своего фланга с севера командование корпуса выделило небольшой отряд — взвод танков, взвод бронетранспортеров и взвод мотоциклистов —и отправило его к маленькому приморскому городку Штольпмюнде. Вблизи этого городка советские бойцы настигли колонну врага, состоявшую из трех бронетранспортеров, танка и двух рот мотопехоты. На большой скорости советские танки ударили в хвост колонне. 12 автомобилей с пехотой были разбиты огнем и гусеницами танков. Первыми же выстрелами танкист Бородулин подбил немецкий танк. Бронетранспортеры пытались скрыться, но попали в засаду, устроенную обогнавшими их советскими мотоциклистами. Первый бронетранспортер от взрыва двух умело брошенных гранат перевернулся и загородил дорогу остальным. Оставшиеся в живых фашисты сдались, советский же отряд устремился в Штольпмюнде, ворвался в город и после короткой схватки очистил его от противника.
После того как 8 марта на левом крыле фронта появилась 1-я гвардейская танковая армия, продвижение войск 2-го Белорусского стало еще быстрее. Немецко-фашистское командование, видя, что ему не удастся задержать на промежуточных рубежах советские войска, начало отводить свои соединения в заблаговременно подготовленный Гдыньско-Данцигский укрепленный район. 13 марта танковые соединения с ходу прорвались к предполью этого района, но ворваться в Данциг и Гдыню не смогли. Предстояла осада и штурм крепости.
Рокоссовский отправился посмотреть оборонительные сооружения врага. Его автомобиль с превеликим трудом пробирался по забитой дороге. Фронт наступления сузился до 60 километров, и на прифронтовых дорогах было очень тесно от техники и людей. А еще больше загромождали дорогу беженцы. Геббельсовская пропаганда плела такие ужасы о советских «зверствах», что, едва только заслышав о приближении «большевиков», все, кто мог передвигаться, бросались бежать. Обезумевшие от страха люди забили все шоссе и проселки. Но, по мере того как они убеждались, что советские солдаты не воюют с мирными жителями, людская река начинала течь в другом направлении.
Обгоняя понуро бредущих по обочинам дороги немцев-беженцев, Рокоссовский вспоминал горькие дни июня — июля 1941 года, когда вот так же, выбиваясь из сил, шли по дорогам наши старики, женщины, дети, а следом за ними на восток рвались отцы, мужья, сыновья, братья этих людей... Что же, кто посеял ветер, пожнет бурю!
Данциг оказался крепостью экстра-класса. Мощные, хорошо замаскированные форты держали под обстрелом всю местность в радиусе 15 километров от города. Крепостной вал, оставшийся от прежних времен, опоясывал город, а перед ним вырос внешний пояс современных оборонительных сооружений. На всех без исключения командных высотах — железобетонные и камнебетонные доты. Широко и умело спланированные позиции полевого характера дополняли оборону. По сведениям разведки, до двух десятков фашистских дивизий защищали эту цитадель. Рокоссовский убедился — такой крепости его войскам еще не приходилось штурмовать.