Штаб Рокоссовского, как и всегда, стремился быть поближе к передовым частям, и поэтому нередко приходилось на дорогах обгонять колонны войск, обходя их по обочинам дороги, и как раз там, где саперы еще не обезвредили вражеские мины. «Ощущение, скажу, не из приятных, — писал Рокоссовский, — идешь пешком по глубокому снегу и ожидаешь, что вот еще шаг — и останешься без ног...»
Выполняя указание гитлеровского верховного командования о создании «зоны пустыни» в оставляемых районах, захватчики безжалостно сжигали и разрушали города, деревни и села. Этот приказ осуществлялся с немецкой исполнительностью и педантичностью, и если в селениях оставались неповрежденные дома, то они, как правило, были заминированы, и саперам приходилось потрудиться, чтобы избавить их от мин. С минами связан следующий случай, одновременно и любопытный и смешной, характеризующий и обстановку, в которой работал тогда Рокоссовский, и его отношение к окружающим.
Штаб 16-й армии разместился в небольшом домике. Предстояла срочная и требующая внимания работа: принять и подготовить распоряжение войскам на следующий день. Рокоссовский, Малинин и другие работники штаба уже принялись за дело, как в домик, один из немногих уцелевших в деревне, вошла большая группа военных корреспондентов и кинооператоров. Приезд подобных гостей был обыкновенным для штаба 16-й армии, и они всегда находили у него и внимание и гостеприимство, но в настоящий момент гости мешали. Помещение битком набилось людьми, шли шумные разговоры, и работать было невозможно. Не желая обидеть представителей прессы, Рокоссовский быстро нашел выход, который ему подсказывали обыкновенные часы-ходики, тикавшие на стене и имевшие вместо гирь какие-то грузила, завернутые в материю. Заговорщически подмигнув Малинину и Лобачеву, командарм обратился к присутствующим:
— Товарищи, будьте осторожны и не дотрагивайтесь до этих часов. Они заминированы.
Поскольку сказано это было самым серьезным тоном, а командарм пользовался славой человека, способного пренебрегать смертельной опасностью, ни у кого из гостей не возникло сомнений в серьезности его предупреждения. Вскоре в избе стало просторно, так как никто из гостей не пожелал оставаться не только рядом с «заминированными» ходиками, но и вообще в избе. Рокоссовскому опять можно было работать спокойно...
Советские войска шли вперед, и с каждым километром неизмеримое чувство ярости овладевало и бойцами и командирами. Теперь они воочию видели то, что принесли захватчики на нашу землю, какой «новый порядок» ожидал советских людей. Сожженные дотла города и села, трупы патриотов на виселицах городских площадей, расстрелянные во время карательных операций против партизан дети, женщины и старики, замученные в лагерях тысячи военнопленных — все это и многое другое взывало к мести, к расплате с врагом. Подобного не происходило на нашей земле давно, очевидно со времени татарского нашествия XIII века. Увиденное жгло душу и бойцам и командарму.
Вот он приехал в деревню, дотла спаленную гитлеровцами. Дым пожарищ еще не растаял в морозном воздухе. Из-под остатков домов жители выкапывали пожитки. Внимание Рокоссовского и корреспондентов газет, прибывших в 16-ю армию, привлек колодец во дворе сожженного дома. Он доверху был набит трупами немцев: спеша похоронить убитых и не желая долбить мерзлую землю, гитлеровцы сложили их в колодец, но не успели засыпать землей. Рокоссовский подошел к колодцу, несколько мгновений смотрел на убитых врагов, а затем повернулся и сказал, обратившись к корреспондентам:
— Вы чувствуете, пахнет гарью? Когда я вижу все это, мне вспоминаются исторические книги. Татарское нашествие, запорожцы. Помните Тараса Бульбу? — Он немного помолчал, а затем кивнул головой в сторону колодца. — А им... так им и надо! — И быстро зашагал к машине.
Отныне и на многие месяцы сознание того, что миллионы людей ждут освобождения, ждут освободительницу Красную Армию, подстегивало как рядовых бойцов, как командиров 16-й армии, так и ее командующего. «Вперед! Не дать врагу закрепиться!» Этой мыслью жил командарм.
Наибольшее беспокойство у Рокоссовского вызывала близость сильного рубежа — реки Истры. Можно было твердо рассчитывать, что гитлеровские войска будут пытаться закрепиться на этом естественном рубеже и остановить наступление 16-й армии. Рокоссовский чувствовал, что сопротивление противника усиливается и преодолеть Истру с ходу его соединениям вряд ли удастся. Тогда командарм принимает решение, блестяще характеризующее его незаурядные качества полководца, проявлявшиеся до тех пор лишь в обороне. Он создает две подвижные группы, имевшие своей целью обход Истринского водохранилища. Группа генерал-майора танковых войск Ф. Т. Ремизова должна была обойти водохранилище с севера, в то время как группе Катукова предстояло совершить это к югу от Истры.
Своевременность и оригинальность замысла Рокоссовского оправдались в ходе боев за Истринский рубеж. Преследуя противника, войска 16-й армии за 11—12 декабря прошли от 10 до 16 километров и на многих участках вышли на рубеж реки Истры. Во второй половине дня 11 декабря войска группы генерала Белобородова ворвались в город Истру и к вечеру освободили его, а также соседние населенные пункты. Это был большой успех.
Утром 13 декабря во всех центральных газетах на первых страницах были напечатаны портреты командующего Западным фронтом Жукова и командующих армиями, которыми он руководил, в том числе и Рокоссовского. Над портретами крупным шрифтом было набрано сообщение Советского Верховного Главнокомандования о первых итогах грандиозного контрнаступления Красной Армии под Москвой. Были там следующие строки: «Войска генерала Рокоссовского, преследуя 5, 10 и 11-ю танковые дивизии, дивизию СС и 35-ю пехотную дивизию противника, заняли г. Истра». Теперь «генерал Р.» в числе других советских командармов уже возвращал захваченные противником города нашей страны. Полоса отступления кончилась.
13 декабря прошло в тяжелых боях. Отступая, враг уничтожил все переправы на реке Истре и взорвал дамбу водохранилища. Гигантский поток воды, разлившийся на расстояние в 50 километров, отрезал западный берег, на котором гитлеровцы думали отсидеться.
Переправа с ходу не удалась ни 12, ни 13 декабря. Отдельные подразделения 18-й и 354-й стрелковых дивизий, переправившись на противоположный берег, контратаками либо были уничтожены, либо возвратились на восточный берег. В этот момент и вступили в действие подвижные группы. Войска генерала Ремизова и генерала Катукова, обойдя Истринский рубеж, к 15 декабря создали угрозу окружения гитлеровцев, оборонявшихся у Истринского водохранилища. Стрелковые же части 16-й армии не прекращали попыток форсировать бурный поток, в который превратилась скромная речка Истра.
Рокоссовский прибыл в дивизию Белобородова как раз в тот момент, когда сибиряки 9-й гвардейской дивизии в свирепый мороз, под огнем вражеской артиллерии форсировали бушующий ледяной поток. Противоположный, правый берег Истры возвышался над восточным берегом, был покрыт лесом и как бы самой природой предназначен для упорной обороны. Оттуда все время, днем и ночью, летели снаряды и мины. Но сибиряки не остановились. Используя резиновые лодки, а также «подручные средства» — плоты, ворота, заборы, просто бревна, коряги, преодолевали они грозное препятствие и в конце концов обратили врага в бегство.
Столь же страшной и трудной была переправа и 18-й стрелковой дивизии, за которой наблюдал несколько часов спустя командарм. Здесь, на его глазах, оборвался трос у парома с 36 бойцами. Словно щепку закрутило паром в водовороте, но с берега в воду, не раздумывая, бросился боец. Командарм не успел его разглядеть, видел только, что у солдата светлые волосы.
— Кто этот храбрец? — повернулся он к командиру батальона.
— Тимофей Лаврищев, товарищ генерал. Он уже награды имеет... Смелый красноармеец.
Тем временем Лаврищеву удалось поймать трос и он поплыл к берегу. Навстречу ему, связанные веревкой, двигались саперы. Вот Лаврищев рванулся, успел передать трос саперу Власову, и в тот же момент льдина накрыла его... Больше на поверхности он не появился.