Во время строительства произошёл такой курьёз. Кто-то из злопыхателей написал «куда следует» — мол, генералы зарвались, особенно Рокоссовский, дворец строит в Подмосковье. В то время разгоралось «трофейное дело», по которому трепали маршала Жукова и его окружение — генералов Телегина, Крюкова, певицу Лидию Русланову. Видимо, кто-то решил подсунуть под этот молот и голову Рокоссовского.
Прибыла комиссия, специально созданная для проверки «изложенных фактов». Комиссию возглавил ни много ни мало сам Булганин — в то время первый (после Сталина) заместитель министра Вооружённых сил СССР, кандидат в члены Политбюро и член Оргбюро ЦК ВКП(б). И вот комиссия прибыла, высыпала из ЗИМов. Булганин взглянул на дачу, нахмурился. Взял Рокоссовского под руку, отвёл в сторонку: «Костя, что это за изба?» — «Моя дача, Николай Александрович», — ответил Рокоссовский. «Вот что… Давай построим тебе нормальный, каменный дом!» — «Да что вы, Николай Александрович! На мой век и этого хватит». Комиссия убыла. А вскоре правительство возместило Рокоссовскому все расходы по строительству дачи и таким образом подарило её маршалу в знак признательности за его военные заслуги. Не поскреби порог высокого кабинета жалоба недоброжелателя, не приехала бы к Рокоссовскому комиссия и не видать бы ему компенсационных денег…
На охоту ездил с друзьями. Охоту любил страстно. Для полного охотничьего счастья ему необходима была хорошая компания. Чаще всего выезжал в лес с фронтовым другом генералом Константином Фёдоровичем Телегиным. Телегин закончил войну в Берлине — член Военного совета 1-го Белорусского фронта. В 1947 году был арестован органами НКВД по «трофейному делу» и получил максимальный срок — 25 лет лагерей. Во время следствия подвергался пыткам и унижениям. Вышел из заключения в 1953 году. Полностью реабилитирован. Их многое сближало.
Поддерживал дружеские отношения с маршалом Коневым. Часто в гости приезжали друзья-фронтовики генералы Батов, Малинин, Орёл, маршал Казаков.
Дочь маршала Конева Наталия Ивановна Конева вспоминает, как однажды в день рождения её отца Рокоссовский преподнёс своему фронтовому товарищу необычный подарок. «Мы жили тогда в доме на улице Грановского. Раздался звонок. Открывается дверь, а на пороге высокая фигура Рокоссовского с высоченным саженцем в кадке. Он знал, что отец любил сирень. У него Победа ассоциировалась с цветущей сиренью, ароматом её. За окнами зима, мороз, снег искрится, а улыбающийся Рокоссовский вносит в прихожую куст живой цветущей белой сирени…» Этот куст белой сирени Конев весной высадил на даче в Архангельском. Рокоссовский не раз бывал там, чтобы навестить своего друга и посмотреть, как разрастается белая сирень.
В последние годы много работал за столом. Писал статьи для военных журналов. Охотно давал интервью по темам, которые волновали его самого. Наступило время, когда необходимо было устанавливать, а порой и восстанавливать правду минувших событий — историю только что отгремевшей войны. Многие генералы и маршалы выпускали мемуары, рассказывали о том, что пережили, чему были свидетелями и какую роль играли они сами в качестве действующих лиц тех или иных событий. Книги выпускал Воениздат, серия так и называлась — «Военные мемуары». Книги выходили красивые, в суперобложках. Перед основной публикацией, как правило, мемуары «обкатывались» в журналах. Но вначале их просматривал главный цензор — Главпур[145]. После его разрешения начинались публикации в периодике. Иногда публиковались главы, отрывки и избранные места, иногда целиком, с небольшими и несущественными сокращениями, как это принято в журналах. Мемуары читались с жадностью, особенно фронтовиками. Порой случались неувязки. Иногда кого-то из мемуаристов подводила память, иногда соблазн подретушировать свой портрет, подправить что-то задним числом. Возникала полемика.
В одном из номеров «Военно-исторического журнала» появились воспоминания Жукова, в которых он рассказывал о Курской битве. Рокоссовский внимательно прочитал их и обнаружил, что «со стороны коллеги-маршала допущены тенденциозность и неверное освещение событий». Сел за письмо. В письме на имя главного редактора журнала свидетельствовал: утверждение Жукова о том, что план оборонительной операции Центрального фронта в период Курской битвы разрабатывался начальником штаба фронта М. С. Малининым и им же был представлен в Генштаб, не совсем верно.
«Так же, как и на Воронежском фронте, план оборонительной операции разрабатывался командованием фронта с привлечением для этого всего коллектива руководящих работников управления и штаба и был представлен в Ставку военным советом фронта, — писал Рокоссовский. — К этому ещё добавлю, что для окончательной отработки упоминаемого плана обороны войск Центрального фронта я был вызван в Ставку и лично докладывал свои соображения Верховному главнокомандующему Сталину и после некоторых уточнений этот план был им утверждён.
…Обращаюсь к Вам по затронутому вопросу потому, что и ко мне обращаются товарищи — участники Курской битвы с вопросами: почему Г. К. Жуков в своих воспоминаниях искажает истину, приписывая себе то, чего не было? Кому-кому, а ему не следовало бы допускать этого!»
В этот период под общей редакцией Рокоссовского выходит несколько книг по истории Великой Отечественной войны.
Наконец он засел за воспоминания. Работа шла тяжело. К тому времени многие боевые генералы и маршалы уже издали свои мемуары и основные акценты событий минувшей войны оказались, таким образом, расставленными. Однажды в разговоре с Головановым он с горечью признался: «Мы своё дело сделали, и сейчас мы не только не нужны, но даже мешаем тем, кому хочется по-своему изобразить войну». Александра Евгеньевича Голованова сразу после смерти Сталина уволили в запас. Теперь он работал в Научно-исследовательском институте гражданской авиации. Написал свои воспоминания, но книга вначале не прошла цензуру, потом всё же была опубликована, но со значительными сокращениями.
Голованов оставит самую яркую и глубокую характеристику своего боевого товарища:
«Пожалуй, Рокоссовский — это наиболее колоритная фигура из всех командующих фронтами, с которыми мне довелось сталкиваться во время Великой Отечественной войны. С первых же дней войны он стал проявлять свои незаурядные способности. Начав войну в Киевском особом военном округе в должности командира механизированного корпуса, он уже в скором времени стал командующим легендарной 16-й армией, прославившей себя в битве под Москвой… Его блестящие операции по разгрому и ликвидации более чем трёхсоттысячной армии Паулюса, окружённой под Сталинградом, его оборона, организованная на Курской дуге с последующим разгромом наступающих войск противника, боевые действия руководимых им войск в Белорусской операции не только снискали ему славу великого полководца в нашей стране, у нашего советского народа, но и создали ему мировую известность. Вряд ли можно назвать другую фамилию полководца, который бы так успешно действовал как в оборонительных, так и в наступательных операциях прошедшей войны. Обладая даром предвидения, он почти всегда безошибочно разгадывал намерения противника, упреждая их и, как правило, выходил победителем. Сейчас ещё не изучены и не подняты все материалы по Великой Отечественной войне, но можно сказать с уверенностью, что, когда это произойдёт, К. К. Рокоссовский, бесспорно, будет во главе наших советских полководцев. Рокоссовскому, как лучшему из лучших командующих фронтами, было предоставлено право командовать Парадом Победы на Красной площади».
Черновик был готов. Название родилось само по себе — «Солдатский долг». Простое и твёрдое, как железо, как сталь клинка.
Воспоминания Рокоссовского написаны такой же твёрдой и честной рукой. Они лаконичны, зачастую до скупости. Картина событий в них сурова и верна. Он храбро и умело воевал и, будучи верным партии и своему Верховному главнокомандующему, по-солдатски честно выполнял долг перед родиной и советским народом. С той же честностью и прямотой держал перо.
145
Главное политическое управление Советской армии и Военно-морского флота (ГПУ СА и ВМФ, 1958–1991). Начальная аббревиатура ПУР (от Политическое управление РВС) постепенно стала просто названием, альтернативным ГПУ.