— В первом эшелоне дерутся две наши армии, — пояснил Тимошенко. — Двадцатая Курочкина и Девятнадцатая Конева. Особенно тяжело Курочкину. Его дивизии давно в боях, сильно потрёпаны. Резервов нет. Отдал ему Пятый мехкорпус Алексеенко. Вот ты, Константин Константинович, сокрушаешься, что мехкорпуса пошли в бой разрозненно и по частям. А ведь и Пятый тут так же вводился. Передали его Курочкину из Шестнадцатой армии. Бросали в бой то дивизией, то полком, а то и батальоном. Что поделаешь, других резервов нет. Эшелон разгрузится и — в бой. Другой подойдёт и — в бой.
Генерал Конев[26], как узнал из донесений в штаб фронта Рокоссовский, «со своими соединениями по мере их выгрузки пытался овладеть Витебском, куда уже ворвался враг, но безуспешно». Сосредоточенного удара тоже не получалось. Некоторые эшелоны с его дивизиями железнодорожники и вовсе загнали на Валдай. Дошло до Верховного, тот устроил крупную разборку. Но время уже ушло.
Генерал Лукин со своей 16-й армией всё ещё держался в Смоленске. Тимошенко говорил о нём с уверенностью: мол, две дивизии 16-й, оставшейся без поддержки 5-го механизированного корпуса генерала И. П. Алексеенко[27], прочно удерживают город.
— Лукин сидит в мешке и уходить из него не собирается. Горловину мешка контролирует отряд полковника Лизюкова. Он закрепился на Ратчино-Соловьёвской переправе и не даёт немцам отрезать Лукина. Через переправы идёт подвоз. Лизюков — надёжный командир, — сказал Тимошенко и посмотрел на Рокоссовского.
В этом взгляде маршала было многое. С полковником Лизюковым[28] Рокоссовский сидел в «Крестах» в одно время и по одному делу. Их, «шпионов» и «фашистов», допрашивали одни и те же следователи, в том числе и мрачный «маэстро» «Крестов» и НКВД всей Ленинградской области комиссар госбезопасности 1-го ранга Заковский. В «Крестах» полковника Лизюкова продержали двадцать два месяца, из них — семнадцать в одиночной камере. И Лизюкова, и Рокоссовского на допросах назвал командарм 2-го ранга И. А. Халепский. Лизюков пыток не выдержал, начал давать «показания». Но мужества ему всё же хватило: никого не оговорил, а свою «вину» признал полностью. Чтобы прекратить издевательства следователей, подписал «добровольные признания»: «Собирался совершить террористический акт в отношении наркома Ворошилова и других руководителей ВКП(б) и советского правительства путём наезда танка на Мавзолей во время одного из парадов…» Его расчёт — наговорить на себя самую абсурдную нелепость — оправдался в буквальном смысле. 3 декабря 1939 года состоялось судебное заседание Военного трибунала Ленинградского военного округа — полковник Лизюков был оправдан. Его восстановили в прежнем звании и назначили преподавателем в Военную академию механизации и моторизации РККА им. И. В. Сталина.
Были ли знакомы они до ареста, неизвестно. Но то, что с момента встречи на Днепре летом 1941 года их взаимоотношения были хорошими, свидетельствуют положительные, а порой почти восторженные оценки и высказывания маршала о своём бывшем подчинённом.
Лизюкова оправдали в декабре 1939 года.
Первый суд над Рокоссовским состоялся в начале 1939-го. Второй — осенью того же года. Почти год прошёл между первым и вторым судами. Второе заседание снова не признало за ним вины. Так почему бы сразу не отпустить? Как Лизюкова. Нет, он сидит в «Крестах» ещё полгода. Весной без всякого судебного заседания дело вдруг прекратили.
Где же на самом деле был он в это время? В тюрьме? В лагерях? Или, как утверждают некоторые биографы, его гоняли по этапам, чтобы измотать, сделать послушным, сломать? Такими вопросами задаются многие исследователи. И действительно, разгадки этой тайны пока нет. Архивы ФСБ молчат, надёжно скрывая от нас нашу историю.
Да и зачем, если подумать, возить обвиняемого куда-то в Москву, если дело мог рассмотреть Военный трибунал Ленинградского военного округа? Да и зачем годы спустя Хрущёву было уничтожать «дело Рокоссовского»? С Ленинградом и Ленинградским военным округом он был связан мало. Подчищались дела по Харькову и Украине. Загадка. Пока закрыты архивы, ответ на этот вопрос мы вряд ли найдём.
Из штаба фронта Рокоссовский уехал ночью.
Главное он услышал, когда уже прощались, когда пожали друг другу руки над развёрнутой картой, испещрённой красными и синими пометками.
— Подойдут регулярные подкрепления, дадим тебе две-три дивизии, — сказал маршал Тимошенко. — А пока подчиняй себе любые части и соединения и с ними организуй оборону на ярцевском рубеже.
Генерал Батов в частных разговорах передавал беседу Рокоссовского с Тимошенко несколько иначе. Когда генерал спросил, где его армейская группа и кем ему предстоит командовать, с кем закрывать ярцевский рубеж, маршал вывел его на шоссе, по которому сплошным потом шли беженцы и солдаты разбитых частей. Порой в том потоке появлялась одинокая пушчонка, которую тащили понурые, давно некормленные лошади, шли танкисты в чёрных комбинезонах — их танки остались брошенными за Днепром и Западной Двиной, а то вдруг появлялся, соблюдая строй, при всём вооружении, с пулемётами и патронными коробками стрелковый взвод или даже целая рота во главе с лейтенантами. «Вот твоё войско. Отдели от него гражданских, остальные — твои» — так ответил маршал на вопрос генерала.
Дорога на Ярцево лежала через Вязьму. По всей вероятности, именно там Рокоссовскому удалось переподчинить себе некоторое количество войск. В мемуарах он напишет: «В короткое время собрали порядочное количество людей. Были здесь пехотинцы, артиллеристы, связисты, сапёры, пулемётчики, миномётчики, медицинские работники… В нашем распоряжении оказалось немало грузовиков. Они нам очень пригодились…»
Так в процессе боёв началось формирование в районе Ярцева соединения, получившего официальное название «Группа генерала Рокоссовского».
Прибыв в район Ярцева, Рокоссовский сразу же переподчинил себе все части и подразделения, окопавшиеся здесь. Кроме того, специально сформированные группы из надёжных бойцов и командиров продолжали останавливать бредущих на восток солдат из разбитых частей и направлять их в места сбора. Там из этого разношёрстного потока, поступавшего в основном из-под Смоленска и Витебска, формировали роты и батальоны.
К тому времени немецкие авангарды уже переправились через реку Вопь и захватили Ярцево. Попытку развить наступление Рокоссовский пресёк силами 38-й стрелковой дивизии полковника М. Г. Кириллова. По всей вероятности, от него он узнал, что Смоленск уже пал. Вскоре стало известно, что сражение вокруг города догорает, контратаки с целью вернуть Смоленск быстро выдохлись. Что с дивизиями Курочкина, неизвестно. Из 19-й армии Конева и 16-й Лукина тоже никаких вестей. Лишь отрывочные сведения от раненых, которые всё ещё брели по шоссе в сторону Вязьмы. Но что могли сообщить раненые, в рассказах которых последние события всегда окрашены в мрачные тона…
В район Ярцева Рокоссовский с группой офицеров и собранными по пути разрозненными отрядами прибыл ночью 17 июля. А накануне немцы бросили вперёд десант — два батальона на танкетках и бронетранспортёрах при пулемётах и миномётах. Их встретил местный истребительный отряд — комсомольцы, милиция, партсовработники, учителя… Почти все они полегли в первой же схватке. Немецкий десант истребительный отряд встретил на западном берегу реки и на какое-то время связал боем. Расправившись с комсомольцами, немцы оседлали шоссе Минск — Москва и устремились к железнодорожной станции и мостам.
Рокоссовский, изучив разведдонесения, немедля приказал полковнику Кириллову атаковать противника в городе, пока десантники не успели растечься повсюду и закрепиться на выгодных позициях.
Вся дивизия полковника Кириллова состояла из одного полка — 48-го Зерноградского майора Шеремета, развед-батальона капитана Колесникова, который ещё выгружался на железнодорожной станции, 214-го лёгкого артполка, роты плавающих танков Т-28 старшего лейтенанта Алексашина, штаба и различных служб. В бой пошли все.
Этот пожилой полковник, искренне радовавшийся, что у боевого участка появилось начальство, способное отдавать конкретные приказы, оказался толковым командиром. Он организовал атаку города так, что через несколько часов немецкий десант почти полностью был истреблён. Несколько десятков человек захватили в плен. Бой продолжался на западном берегу Вопи на железнодорожной станции. Там около роты десантников укрылись в каменном пакгаузе и отчаянно оборонялись, явно не желая оставлять станцию. Как вскоре выяснилось, ждали подхода основных сил.
26
27
28