К лету второго года войны Русская армия после тяжелейших боёв оставила австрийскую Галицию, часть Прибалтики и русскую Польшу. Только благодаря этому манёвру удалось избежать худшего — окружения и разгрома войск. Гибель армии генерала Самсонова, отход армии генерала Ранненкампфа, ухудшение снабжения, недостаток артиллерийских снарядов, гибельные атаки, необеспеченные огнём тяжёлого вооружения, — всё это угнетало солдат. Генерал А. И. Деникин впоследствии писал: «Весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление в Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть…»
Эту горькую чашу неудач испил и 5-й Каргопольский полк, а с ним и наш герой.
Весна с её трудными манёврами на отход миновала. Казалось, всё начиналось сначала. Противоборствующие стороны основательно врылись в землю по новой линии образовавшегося фронта и вели позиционные бои.
В июле 5-й Каргопольский полк участвовал в одной из таких частных операций. Командование предприняло серию атак при интенсивной поддержке артиллерии. Артподготовка, затем кавалерийская лава, артналёт и — снова драгуны летели к немецким окопам, пока их шальной галоп не осаживали пулемёты противника. Немцы укрепились основательно, и все попытки выбить их со станции Трашканы заканчивались новыми и новыми потерями для атакующих.
И тогда в штабе полка приняли решение: небольшой группой надёжных людей из числа добровольцев под покровом ночи проникнуть в расположение неприятеля, захватить участок окопов, закрепиться и держаться, сковывать противника до подхода основных сил.
Среди добровольцев, тщательно отобранных в ударную группу для ночного рейда, оказался и драгун Рокоссовский.
Ночью пятеро храбрецов — «Пять — против тридцати!» — скрытно подобрались к немецкой траншее, ворвались в неё, пустили в ход штыки и тесаки. Вскоре, взвод за взводом, в отбитую траншею перебрались поднявшиеся в наступление эскадроны. Захваченный плацдарм тут же расширили. Закрепились.
Утром немцы контратаковали. Но эскадроны, установив по флангам пулемёты, уверенно отразили и первую, и вторую атаки, и все последующие.
Все участники ночной атаки, в том числе и Рокоссовский, были награждены георгиевскими медалями «За храбрость». Рокоссовский — медалью 4-й степени.
Так же как Георгиевский крест, Георгиевская медаль «За храбрость» имела четыре степени: 4-я и 3-я — серебряные; 2-я и 1-я — золотые. К ним полагались наградные: за 4-ю степень — 12 рублей годовых дополнительно к жалованью; за 3-ю — 18 рублей; за 2-ю — 24 рубля; за 1-ю — 36 рублей. При получении Георгиевской медали высшей степени прибавка к жалованью определялась по последней. За георгиевские кресты платили в три раза больше. По смерти кавалера его вдова ещё год получала из казны причитающиеся погибшему деньги.
В перечне льгот для награждённых значились: запрет на телесные наказания, сохранение звания при переходе в гвардейские части, а также ускоренное производство в следующий чин. Кавалер четырёх солдатских георгиевских крестов тут же производился в подпрапорщики.
Для Рокоссовского, по всей вероятности, уже тогда стало определяться его будущее — оно виделось ещё смутно, но уже явно в кавалерийской шинели, в высоких сапогах со шпорами и на лихом коне. Награды приближали мечту и делали её более определённой и реальной.
В мае 1916 года он получил очередную награду — Георгиевскую медаль «За храбрость» 3-й степени.
К тому времени эскадроны, казалось, окончательно засели в глухих окопах. Полк занимал позиции на реке Дубице. На фронте установилось продолжительное затишье. Лишь изредка оно нарушалось артиллерийскими дуэлями да лазутчики то одной, то другой стороны утаскивали друг у друга «языков».
Осенью 1916 года полк ввиду больших и уже невосполнимых потерь в личном составе из шестиэскадронного переформировали в четырёхэскадронный. В дивизию прибыл новый командир — генерал Скоропадский. Совсем скоро, когда империю поразят великая смута и взаимная братская ненависть, он займётся украинизацией подвластных ему частей, провозгласит Украинскую державу и примет титул Его Светлости Ясновельможного Пана Гетмана Всея Украины.
Осенью 1916 года Каргопольский полк сменила в окопах пехота. А драгун снова посадили на коней и отвели в ближний тыл. После короткого отдыха и приведения себя и конского состава в порядок объявили, что днями в расположение прибудет сам государь император. Николай II к тому времени возложил на себя обязанности главнокомандующего, сменив на этом посту своего дядю Николая Николаевича, и объезжал со своим штабом войска. Вот что отметил в своих мемуарах генерал Тюленев[6], служивший с Рокоссовским в одном полку: «…Стояла дождливая осень 1916 года. Наш полк сменила в окопах пехота. Мы же готовились к торжественной встрече самодержца, который принял на себя верховное командование. По этому случаю в частях служились молебны о даровании русскому воинству победы.
Две недели мы лихорадочно готовились к встрече царя: выводили вшей, чистили амуницию, снаряжение и втихомолку проклинали Николая, суматоху, вызванную его предстоящим приездом.
В один из погожих осенних дней царь прибыл на фронт. Под Двинском был назначен большой парад войск 5-й армии, которой командовал генерал Плеве.
Полки вывели на гладкую, как плешь, равнину. Конницу в составе двух дивизий построили во взводно-резервных колоннах.
Выезжая на парад, мы шутливо перемигивались:
— Посмотрим, какой он из себя — наш бог на расейской земле.
Вдали показалась вереница автомобилей.
С правого фланга перекатами донеслась до нас команда: «Равнение направо». Появилась группа всадников. Она манежным галопом подъезжала к правому флангу. Впереди скакал Николай Второй. Рядом с ним — министр двора Фредерикс и командующий 5-й армией Плеве.
Прозвучало тихое, неуверенное, картавое:
— Здорово, дети-каргопольцы!
Бледное, болезненно-испитое лицо царя-полковника, щуплая фигурка, вялость в движениях, штатская посадка на коне разочаровали даже тех, кто последние дни не ел, не пил — скорее бы увидеть самодержца всея Руси.
— Ну и папаша, ну и отец… — подталкивали мы локтями друг друга. — Теперь понятно, почему Гришка Распутин да немцы, дружки царицы, управляют страной. Да какой же из него главнокомандующий? Пропала матушка-Россия!
Шли месяцы, а конца войне не было видно. Позиции, окопы, гнилая вода под ногами, стужа…
Наступал 1917 год.
По окопам поползли слухи о дворцовом перевороте, об убийстве Распутина, о бунте матросов на Балтике.
Солдаты чутко ко всему прислушивались, ждали больших перемен, хоть и не знали, с какой стороны они придут».
Тон и стилистика мемуаров, разумеется, выдержана строго в духе того времени. Мемуарист писал (или диктовал), редакторы и ГлавПУР потом правили. Что оставалось? Картавый государь да намёки на шашни царицы. Читатель, надеюсь, сам сумеет отделить наносное.
Войска дрались, по-прежнему удерживая фронт. В Петрограде тем временем бурлила и вскипала смута. В феврале произошли главные события, определившие и дальнейший ход истории страны, и судьбу нашего героя.
В мае 1917 года партизанский отряд, сформированный специально для рейдов по тылам противника и дерзких разведывательных вьшазок, получил очередное задание: провести разведку вдоль Псковского шоссе. Действовали небольшими разъездами, в которые включали самых храбрых и опытных бойцов. В один из таких разъездов напросился Рокоссовский. К тому времени он уже имел ефрейторское звание. В описании подвига, за который он получил Георгиевскую медаль «За храбрость» 2-й степени, читаем: «В ночь с 23 на 24 августа 1917 г. у м. Кроненберг вызвался охотником ехать в разъезд, высылаемый по Псковскому шоссе. Несмотря на тёмную ночь, когда противника можно обнаружить, только вызвав огонь на себя с явной личной опасностью, поехал в разведку и обнаружил наступление противника лесом по обе стороны шоссе».
6