Кстати, в штабной группе к новому месту службы убывала и военврач 2-го ранга Галина Васильевна Таланова.
Встреча с Жуковым была по-деловому короткой. Ком-фронта сразу предупредил, что резервов нет, чтобы по прибытии на место штаб 16-й армии рассчитывал только на те силы, что сосредоточены в районе Сухиничей. Правда, одну дивизию Рокоссовскому он всё же дал — 11-ю гвардейскую полковника Чернышёва. Это была та самая дивизия, бывшая 18-я ополченческая, которую штаб Рокоссовского в октябре 1941 года подобрал на пути из Вязьмы на Можайск.
Рокоссовский посмотрел на карту района: вокруг Сухиничей сосредоточены 322, 323, 324 и 328-я стрелковые дивизии и одна танковая бригада. Они занимали участок фронта протяжённостью 60 километров. Подумал: наверняка дивизии потрёпаны, но если в каждой по полку наберётся — хорошо, драться можно.
Словно угадывая его мысли, Жуков сказал:
— Надеюсь, что вы этими силами сумеете разделаться с противником и вскоре донесёте мне об освобождении Сухиничей.
Рокоссовский сдержанно кивнул:
— Принимаю ваши слова как похвалу.
Они понимали: немцы держатся за сухиничский узел неспроста — удерживая его, они не позволяют нашим войскам развивать наступление дальше, одновременно сохраняют плацдарм для возможного броска назад.
Ночевали Рокоссовский и Лобачёв в Москве. Разыскали начальника московской милиции В. Н. Романченко, сослуживца Рокоссовского по Даурии и боям на КВЖД. Виктор Николаевич жил один в своей просторной московской квартире. Семью отправил в эвакуацию. Старого боевого товарища принял со всей душой.
«В благоустроенной квартире моего товарища мы испытали блаженство, — вспоминал маршал ту встречу. — После ночёвок в машинах, окопах, землянках вдруг такая роскошь: горячая ванна, постели с чистым бельём. Светло, тепло и тишина — ни выстрелов, ни разрывов снарядов и бомб. На рассвете, плотно позавтракав, отправились в Калугу, куда в этот день должен был прибыть весь штаб».
Виктор Николаевич Романченко не забывал своего боевого товарища во все дни московского противостояния. Узнав, что на Ламе под Волоколамском и Клином армией командует его бывший комбриг, тут же навестил его. Начал присылать необходимое снаряжение. За время боёв по его приказу в 16-ю армию из парка московской милиции было отправлено 300 единиц различного транспорта. Однажды позвонил по ВЧ: «Константин Константинович, принимай пополнение…» И вскоре у штаба выгружался из машин и строился в две шеренги, повзводно, батальон в милицейских шинелях. Прекрасно экипированный, хорошо вооружённый лыжный отряд. Его вскоре забросили в немецкий тыл для разведывательно-диверсионных действий. Связь поддерживали по радио. Разбившись на небольшие отряды, диверсанты комиссара Романченко взрывали немецкие штабы, обрезали провода связи, уничтожали склады и армейскую технику врага, добывали важные сведения. Статистика свидетельствует: каждый четвёртый московский милиционер в дни московской битвы дрался с врагом на фронте. Или же за линией фронта, в немецком тылу.
Дружбу они сохранят на всю жизнь. После войны судьба их разведёт навсегда. Рокоссовский уедет в Польшу. Романченко попадёт под подозрение. В органах начнутся очередная чистка и перестановка кадров. Всплывёт девичья фамилия матери Виктора Николаевича — Натальи Францевны Шведе. Проверки, разбирательства. На вопрос о немецких корнях он ответит: «А какое имеет отношение национальность коммуниста к его партийности?» Сошлют вначале в Новосибирск. Потом и вовсе переведут в Управление исправительно-трудовых лагерей. В 1950 году его тело найдут в служебном кабинете «с запёкшейся кровью на затылке».
Друзья проверялись временем, испытывались обстоятельствами. С годами их становилось всё меньше. Оставшихся Рокоссовский ценил, относился к ним бережно. Дружбе помогало качество, которое он сохранял на протяжении всей жизни, — верность. Неспособность к предательству. Это спасёт — в конце всех мучений и приключений — и семью.
Кто придумал эту операцию, неизвестно. Она была гениальной!
Следующую ночь штаб 16-й армии провёл в Калуге. Вот там и созрел окончательно план взятия Сухиничей.
Решили: в штабных и дивизионных колоннах, которые через недавно отбитый у противника Мещовск маршируют к Сухиничам, переговорные устройства не отключать, напротив, радиопереговоры усилить, давая понять противнику, который явно будет контролировать эфир, что к Сухиничам движется войсковая колонна основных сил 16-й армии. Во время переговоров называть номера дивизий, части усиления и фамилию командующего!
Генерал Лобачёв вспоминал: «При передвижении штаба М. С. Малинин шумел по радио как мог, запрашивая, где Рокоссовский, интересуясь, подходят ли дивизии».
Отдавая распоряжение к началу движения, генерал Малинин пошутил:
— Атакуем с развёрнутыми знамёнами!
— Да! — засмеялся Рокоссовский, ещё не вполне веря в успех задуманного. — И с барабанами…
На следующий день в небольшой деревушке отыскали штаб 10-й армии. Хозяйство им доставалось незавидное. Дивизии — одни только номера и по полторы-две сотни бойцов. Да и те растянуты в нитку, так что нитка эта при первом же нажиме может лопнуть, и тогда начнётся то, что поправить имеющимися силами будет непросто.
— В штабе фронта мы получили сведения, что группировка фон Гильса вами окружена в Сухиничах, — выслушав доклад, сказал Рокоссовский.
Командир дивизии, которая занимала позиции в непосредственной близости к городу, пояснил:
— Мы их окружили, знаете ли, флажками. Но опасаюсь, как бы самим не очутиться в западне…
Стало ясно, что поставленная комфронта задача не соответствует ни силам, ни средствам, имевшимся в распоряжении Рокоссовского, ни реальной обстановке, сложившейся к этому времени в районе Сухиничей.
Однако приказ надо было выполнять. Начали собирать войска.
По плану, разработанному штабом, главный удар наносила 11-я гвардейская, а вспомогательный — более слабая 324-я дивизия генерала Н. И. Кирюхина[68].
Наступило утро 29 января. Ночью полки заняли исходные рубежи. Атака должна была начаться после артподготовки. Генерал Казаков, поглядывая на часы, уже снял с рычага телефонную трубку, чтобы отдать приказ артиллеристам открыть огонь. Но тут зазуммерил аппарат командира гвардейской дивизии. Генерал Чернышёв взял трубку. Докладывали из полка первого эшелона.
— Что случилось? — спросил Рокоссовский.
— Товарищ командующий, командир полка докладывает, что в расположение пришли жители города и сообщили: немцы спешно покидают позиции и уходят. В Сухиничи высланы усиленная разведка и батальон пехоты с двумя танками.
Казаков поморщился, махнул рукой:
— Очередные немецкие штучки…
Действительно, не похоже было, что боевая группа фон Гильса покидала город. Буквально накануне поступили разведданные: гарнизон Сухиничей пополнился прибывшими со стороны Брянска частями 208-й пехотной и 18-й танковой дивизий.
«Как бы там ни было, — вспоминал маршал, — но я решил задержать открытие артиллерийского огня. Казаков передал приказ на батареи. Долетели звуки редкой перестрелки. Явно из города. Но стрельба не усиливалась. Что же там происходит?»
Через несколько минут командир 11-й гвардейской дивизии сообщил:
— Из штаба полка только что доложили: противник бежал из Сухиничей. Разведка, батальон с танками и полковая артиллерия уже в городе, а полк на подходе к нему.
Рокоссовский тут же отдал распоряжение на преследование. Генерала Малинина по телефону предупредил:
— До полного выяснения обстановки в штаб фронта о случившемся не доносить. Подготовить всё для перевода КП в город и сейчас же выслать ко мне оперативную группу со средствами связи.
Вскоре штабные машины въехали в Сухиничи. Повсюду виднелись следы поспешного бегства противника. Возле одного из домов, где размещался штаб фон Гильса, обнаружили вполне исправную легковую машину. Редкий трофей.
68