«По рассказам товарищей, — писал о генерале Попове Главный маршал авиации А. Е. Голованов, — Маркиан Михайлович был огромного таланта и эрудиции человек, самородок, имевший блестящие способности в военном деле. Будучи совсем молодым человеком, он ещё до войны командовал военным округом. Однако его слабость к «живительной влаге» и прекрасному полу всю жизнь, как говорится, вставала ему поперёк дороги…»
Впрочем, Сталин до определённой степени терпел эти недостатки генерала, уступая его высоким полководческим качествам.
Война их вскоре разведёт. Но наступит час, и они, Рокоссовский и Попов, снова будут стоять рядом в самой масштабной и кровопролитной битве Великой Отечественной войны. На Орловско-Курской дуге боевые порядки правого крыла Центрального фронта Рокоссовского будут прикрывать армии Брянского фронта генерала Попова.
А в тот майский день они быстро обсудили общие задачи. Потом Маркиан Михайлович по праву гостеприимного хозяина пригласил соседей к накрытому столу. За обедом не без улыбок и шуток вспомнили, как в конце зимы их сурово инспектировал генерал Кузнецов и чем та инспекция закончилась. Отдали должное и терпению, и жёсткости Жукова. Ещё раз посетовали на то, что наступать армиям — некем, пробивать мощную немецкую оборону — нечем, если не оголить фланги и не перебросить часть сил оттуда.
— Что ж, — подытожил Попов, — прикажут шить тришкин кафтан, будем шить тришкин кафтан…
Операция началась в конце мая. Успеха она, как и ожидалось, не имела.
Рокоссовского больше всего раздражало, что ни Ставка, ни командование Западного фронта не ставили их, командармов, в известность, каковы цели проводимой их войсками операции, каковы общие задачи. В мемуарах по этому поводу он справедливо заметит: «Генералиссимус Суворов придерживался хорошего правила, согласно которому «каждый солдат должен знать свой манёвр». И мне, командующему армией, хотелось тоже знать общую задачу фронта и место армии в этой операции. Такое желание — аксиома в военном деле. Не мог же я удовлетвориться преподнесённой мне комфронтом формулировкой задачи — «изматывать противника», осознавая и видя, что мы изматываем прежде всего себя».
Его «Солдатский долг», пронизанный полемикой с Жуковым, по сути дела, сплошной диалог с главным его оппонентом. Вот так на протяжении всей войны и жизни они будут полемизировать, спорить и дружить, разя общего врага. Два драгуна. Потом два краскома. Два генерала. Два маршала.
Масштаб его мысли уже тогда выходил далеко за пределы участка фронта, занимаемого армией, то есть несколькими дивизиями и корпусами. И это чувствовал и понимал не только он один.
Из-под Сухиничей Рокоссовский писал семье:
«Милые, дорогие мои Lulu и Адуся!
Приехал на место благополучно. Чувствую себя хорошо. Тоскую безумно. Как-то становится больно, что обстоятельства не позволили провести с вами более продолжительное время. Единственное, что успокаивает меня, это мысль о том, что я нахожусь не так далеко от вас и сумею заботиться о вас, а может быть, иногда и навестить вас накоротке. Живу сейчас в лесу в маленьком деревянном домике. Уже полностью включился в работу. Дорога оказалась очень тяжёлой. Проливные дожди сильно попортили дорогу, поэтому ехали около трёх дней. Если дороги подсохнут, можно будет рискнуть приехать вам ко мне, но пока воздержитесь. На днях вышлю что-либо из овощей — картофеля и т. п.
Аттестат высылаю с подателем сего, прикрепиться надо при горвоенкомате, он помещается где-то от вас близко.
Милая Lulu, не скучай, помни, что я мысленно нахожусь с тобой. Тебя люблю и только о тебе думаю. Горю желанием скорее увидеть тебя и быть твоим не только духовно, но и физически. Надеюсь, что при следующей встрече печень беспокоить меня не будет.
Целую тебя, милая, крепко-крепко. Адусю тоже.
Любящий вас ваш всегда Костя.
Сообщи, как устроились и в чём нуждаетесь.
26.5.42».
Письма Рокоссовского жене стали более страстными и нежными. Сквозь строки нет-нет да и проступают ощущение некой вины перед любимой и попытка загладить эту вину.
Странно, но, похоже, к несуществующей любви мужа, Валентине Серовой, Юлия Петровна ревновала сильнее, чем к реальной, фронтовой — Галине Талановой.
Глава восемнадцатая
АД СТАЛИНГРАДА
Одной из прекрасных черт командующего было то, что он в самых сложных условиях не только умел оценить полезную инициативу подчинённых, но и вызывал её своей неутомимой энергией…
Весь июнь под Жиздрой шли позиционные бои. Сил на большее не хватало. Танковый корпус, порядком потрёпанный во время неудавшейся атаки на Жиздру, был отведён в тыл. Другой ударной силой армия не располагала.
В первых числах позвонил Жуков, коротко поинтересовался обстановкой и сказал:
— Срочно приезжай.
Разговор в штабе фронта тоже был недолгим и суховатым. Жуков стал немногословным. Видимо, сильно уставал. Ещё по телефону он обратился к Рокоссовскому на «ты», как когда-то, в годы учёбы и совместной службы.
— Как думаешь, — сказал комфронта, — Малинин без тебя с должностью командарма справится?
— Да, вполне, — так же сдержанно ответил Рокоссовский.
— Ставка намерена назначить тебя на фронт.
Жуков смотрел на него глазами однокашника.
— На какой?
— На Брянский. Дела там запущены. Ни у Голикова, ни у Чибисова ничего толкового не получается. А там сейчас нужен человек надёжный. Так что поезжай в Сухиничи, передавай дела Малинину и срочно выезжай в Москву.
В журнале посещений Сталина визит Рокоссовского отмечен 13 июля 1942 года. Возможно, это был первый визит Рокоссовского в кремлёвский кабинет Верховного главнокомандующего. Здесь он и потом бывал не часто. Следующая встреча с Верховным состоится только 2 августа.
Во время беседы присутствовали члены Государственного Комитета Обороны В. М. Молотов и Г. М. Маленков. Рокоссовский вошёл вместе с А. М. Василевским, недавно назначенным на должность начальника Генерального штаба.
— Основная часть аппарата управления Брянского фронта передаётся вновь созданному Воронежскому фронту, — сказал Сталин. — Есть ли у вас, товарищ Рокоссовский, на примете дельные работники, которые смогут организовать работу штаба в самое короткое время?
— Есть, товарищ Сталин.
— Назовите их.
— Генералы Малинин, Казаков, Орёл и полковник Максименко, — отрапортовал Рокоссовский на одном дыхании.
— Вижу, не хотите расставаться со своим штабом, — после некоторого раздумья сказал Сталин. — Что ж, это правильно. Подготовьте распоряжение командующему Западным фронтом откомандировать этих товарищей на воронежское направление. А вы, товарищ Рокоссовский, не задерживайтесь в Генеральном штабе, не теряйте ни минуты и как можно быстрее отправляйтесь на место. Обстановка под Воронежем осложняется с каждым часом. Надеюсь, вы справитесь. Желаю вам успехов.
Через 40 минут Рокоссовский вышел. Спустя десять минут кабинет Сталина покинул и Василевский. А дальше они, по всей вероятности, поехали обратно в Генеральный штаб.
«Тяжело было расставаться с 16-й армией, с дружным, крепким коллективом, — вспоминал маршал. — Мы вместе переносили и горе поражений, и радость побед. Я знал войска и их командиров, а они знали меня. На войне это имеет большое значение».