Из мемуаров Рокоссовского:
«Разрабатывая Берлинскую операцию, советское командование учитывало сложившуюся к тому времени политическую и стратегическую обстановку. Несмотря на явный проигрыш войны, немецко-фашистское руководство ещё на что-то надеялось. Почти полностью прекратив действия против союзников, гитлеровцы создавали крупную группировку против советских войск. Гитлер и его окружение всё ещё рассчитывали на какие-то комбинации, которые могли бы их спасти. Надо было положить конец этим попыткам. Отсюда задача наших войск: как можно быстрее разгромить немецко-фашистскую группировку на берлинском направлении, овладеть германской столицей и выйти на реку Эльба.
Выполнение этой задачи возлагалось на три фронта: 1-й Белорусский, 1-й Украинский и 2-й Белорусский. В общих чертах операция должна была развиваться следующим образом. Удар в общем направлении на Берлин наносит 1-й Белорусский фронт, одновременно частью сил обходя город с севера; 1-й Украинский фронт наносит рассекающий удар южнее Берлина, обходя город с юга. Наш, 2-й Белорусский, наносит рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая правый фланг 1-го Белорусского фронта от возможных контрударов противника с севера, и ликвидирует все вражеские войска севернее Берлина, прижимая их к морю.
Начало операции устанавливалось Ставкой для войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов 16 апреля, для нас — 20 апреля. (Для нас срок определён с учётом перегруппировки войск с востока на запад.)».
На исходе дня 19 апреля Рокоссовский позвонил по ВЧ Верховному. Доложил о готовности. В ответ услышал:
— Вы уверены в успехе, Константин Константинович?
По имени и отчеству Сталин начал называть его летом 1944 года после операции «Багратион». До него такой чести удостаивался только один человек из военных — Борис Михайлович Шапошников.
— Я уверен в своих войсках, товарищ Сталин. А они принесут успех.
Сталин поблагодарил и положил трубку.
Всю ночь перед общей атакой женский полк ночных бомбардировщиков 4-й воздушной армии обрабатывал позиции противника и его тылы. Позвонил Батов и неожиданно попросил, чтобы его дивизиям разрешили начать наступление на час раньше.
— К утру ветром нагоняет в пойму воду, — пояснил командарм, — уровень её поднимется. Это усложнит форсирование реки. А мои ребята уже там, за Вест-Одером, — захватили несколько плацдармов. Противник начал их поджимать. Боюсь, до утра без поддержки не продержатся.
— Павел Иванович, уже не успеете, — взглянув на часы, сказал Рокоссовский. — Пока отдадите распоряжение, пока батальоны выйдут к берегу…
— Распоряжение уже отдано. Батальоны возле берега держат на плечах лодки… Жду, товарищ маршал, вашего разрешения.
Ай да Батов, подумал Рокоссовский, восхищаясь своим командармом, и сказал:
— Начинайте.
В ударную группировку фронта кроме 65-й армии входили 70-я армия генерала Попова и 49-я армия генерала Гришина[135].
Атаку Рокоссовский наблюдал с передового КП генерала Батова. После войны вспоминал: «Отсюда хорошо просматривалась на некоторых участках береговая полоса Вест-Одера, правда, не на большую глубину, потому что берег противника господствовал над нашим, но многое всё же можно было увидеть. В частности, мы наблюдали вражескую контратаку силой до батальона с семью танками. Она происходила на участке 37-й гвардейской стрелковой дивизии К. Е. Гребенника. Вскоре мы увидели, как все семь танков загорелись, подбитые орудиями прямой наводки, вражеская пехота побежала».
Когда принесли текущую сводку, Рокоссовский, видя, что успех наметился в полосе наступления армии Батова, отдал приказ переправлять части 2-й Ударной в полосе наступления 65-й армии. Переброска войск на западный берег сразу значительно ускорилась.
Затем поехал в расположение 70-й армии. Генерал Попов начал наступление чуть позже своего соседа. Но успех у него тоже наметился, и Василий Степанович полным ходом гнал свои войска на западный берег Вест-Одера.
Из воспоминаний маршала:
«У Попова тоже был хорошо оборудованный наблюдательный пункт, с которого можно было следить за боевыми действиями, происходившими на довольно большом расстоянии.
Войска армии приступили к форсированию реки под прикрытием артиллерийского огня. Артподготовка здесь началась несколько позже, чем у Батова, и продолжалась 60 минут. Переправа осуществлялась на широком фронте с помощью множества лодок, заранее подтянутых к восточному берегу Вест-Одера. Главный удар армия наносила на 4-километровом участке, создав плотность артиллерии до 200–220 орудий и миномётов на километр фронта. Под прикрытием артиллерийского огня вся масса наплавных средств одновременно устремилась к противоположному берегу. Все, кроме гребцов, вели огонь из пулемётов и ручного оружия.
Противник оказывал упорное сопротивление. По докладу командарма, за утро войска на плацдарме отбили свыше 16 вражеских контратак. К нашему прибытию на западный берег Вест-Одера переправились 12 стрелковых батальонов с пулемётами, миномётами и несколькими 45-миллиметровыми орудиями. Противник, пользуясь недостатком на плацдарме артиллерии, донимал нашу пехоту танковыми атаками. Большую помощь пехотинцам в это время оказала авиация.
Бои были тяжёлые, люди дрались геройски. Упорство, взаимная выручка и страстное стремление победить помогли им отразить все вражеские удары.
Нам довелось наблюдать работу сапёров. Работая по горло в ледяной воде среди разрывов снарядов и мин, они наводили переправу. Каждую секунду им грозила смерть, но люди понимали свой солдатский долг и думали об одном — помочь товарищам на западном берегу и этим приблизить победу.
Долг для них был превыше всего!
В огне и дыму я видел командиров и политработников. В этом аду они умели всё подчинить точному расчёту, поддержать организованность и строгий порядок.
Все командиры и политработники отвечали своему назначению. Своим мужеством они подавали пример и пользовались глубоким уважением среди подчинённых. Это чувствовалось везде.
Впервые мне пришлось видеть Попова в необычном для него состоянии. Он заметно нервничал и горячился. Причиной тому было то, что артиллерия не смогла подавить сильный опорный пункт в районе Грайфенхагена, напротив разрушенного моста через Вест-Одер. Огонь нескольких пулемётов и реактивных противотанковых гранатомётов (панцерфауст) гитлеровцев долгое время не давал нашим частям продвинуться по дамбе и использовать её для переброски артиллерии и другой тяжёлой техники.
Командарм разыскал лиц, виновных в этом упущении. Наверное, крепко досталось бы товарищам. Пришлось мне вмешаться и немного успокоить расходившегося Василия Степановича. Кстати, дружной атакой пехоты, поддержанной лётчиками-штурмовиками, злополучный опорный пункт был обезврежен. Тут же на наших глазах сапёры подвели к дамбе понтоны. К концу дня на Ост-Одере действовали девять десантных и четыре паромные переправы и 50-тонный мост. По Вест-Одеру курсировали шесть паромов, буксируемые автомашинами-амфибиями. На западный берег стала прибывать артиллерия, столь необходимая войскам, сражавшимся на плацдарме».
Генерала Гришина на его передовом КП Рокоссовский застал в крайне расстроенном состоянии. Именно на 49-ю армию Рокоссовский возлагал основные надежды по прорыву вражеской обороны. Она наступала на левом фланге фронта и взаимодействовала с правофланговыми частями 1-го Белорусского фронта. Предполагалось, что, используя выгодное положение, она нанесёт рассекающий удар по обороне 3-й танковой армии противника, оттеснит его порядки на север и северо-запад под удары наступающей 70-й армии генерала Попова. Для обеспечения манёвра на рассечение генералу Гришину передали дополнительные части усиления.
Из-за плохо проведённой разведки артиллеристы ошибочно нанесли на карты вместо русла Вест-Одера один из каналов. В результате основная оборона перед 49-й армией практически не пострадала — артогонь пришёлся на незначительные силы немцев, оборонявшие канал. Когда же ударная группировка вышла к реке, с противоположного берега её встретил ураганный огонь. Батальоны залегли и начали окапываться. Генерал Гришин вёл перегруппировку сил для новой атаки, когда на КП прибыл комфронта с офицерами штаба. Рокоссовский выслушал доклад командарма. Стало очевидным: успеха здесь можно добиться лишь в том случае, если немцы начнут отход, опасаясь быть отрезанными наступающими частями соседнего 1-го Белорусского фронта и 70-й армии. Но если нажим ослабить, противник тут же перебросит свои резервы на атакованные участки, и тогда общий успех придётся оплачивать наибольшей кровью. И это — в конце войны.
135