‘ И если бы не военные, неизвестно, уехал бы Жуков командовать Одесским военным округом или же подался бы к Крюкову в Тайшет. Была критика в выступлениях Конева; Соколовского, Рыбалко, Василевского и других. Отметил грубость и властолюбие, которыми обладал Жуков, и он,' Рокоссовский. Но все маршалы не допускали и мысли, что Жуков способен на предательство и забвение интересов Родины. Они в один голос поддержали своего товарища. Единственный, кто пытался опозорить маршала, был генерал Ф.И. Голиков.
Рокоссовский так увлекся воспоминаниями, что не заметил, как время приближалось к 11 часам. Он быстро поднялся, подошел к санаторию, сел в машину и уехал.
Он не обращал внимания на визг шин на крутых поворотах, на скрип тормозов. Его занимала одна мысль: видимо, не зря он вспомнил Абакумова и неспроста пришло на память заседание Высшего Военного Совета. С такими тревожными мыслями он подъезжал к даче Сталина, расположенной в живописном ущелье недалеко от берега моря.
У входа в санаторий Рокоссовского встретил Поскребышев. Почтительно поздоровавшись, он провел его через проходную и любезно проговорил:
- Поворачивайте направо и идите по по дорожке, Иосиф Виссарионович вас ждет.
А между тем навстречу Рокоссовскому, в светлом полувоенном костюме, поседевший, еще больше осунувшийся, с букетом красных роз в руке шел Сталин.
Рокоссовский, справившись с волнением, ускорил шаги.
После коротких приветствий Сталин протянул маршалу букет:
- Мне кто-то из военных говорил, кажется Воронов, что вы обожаете розы?
- Так точно, товарищ Сталин, за мной водится такая слабость, - покраснев, произнес Рокоссовский. - Большое спасибо. - Драматические предчувствия в его душе моментально исчезли. Он заметил, что всемогущий вождь с болезненным лицом и смеющимися глазами настроен к нему доброжелательно. Когда Сталин дарил розы, Рокоссовский заметил на его руке две капли крови. Видимо, хозяин срезал розы сам. Он тут же смахнул кровь носовым платком, взглянул на маршала и кивнул в сторону беседки:
- Прошу вас на чай.
На столе, в оплетенной виноградом беседке, стояли коньяк , вино, боржоми, разнообразные холодные закуски, но чая не было.
- Я пью вино, а вы что будете пить? - спросил Сталин, хитро заглядывая в глаза.
- Не откажусь от рюмки коньяка, - улыбнувшись, ответил маршал.
День был жаркий и легкий, ветерок, поддувавший с гор, приятно освежал собеседников.
- Черчилль хотел посадить на шею полякам правительство в изгнании во главе с Миколайчиком*, - говорил медленно Сталин, раскуривая трубку. - По этому поводу он много раз дурил мне голову, присылал десятки писем. Но народ Польши поступил по-другому - он выбрал себе народную власть. - Сталин взглянул на Рокоссовского. - Как сейчас дела в Польше?
- Когда я видел Польшу во время войны, мне казалось, что на ее восстановление уйдут десятилетия. К счастью, я ошибся. Польша восстает из руин буквально на глазах. Парод трудится с большим энтузиазмом.
- Хорошо, товарищ Рокоссовский, - сказал Сталин, набивая трубку. - Нам надо помогать полякам. В истории наших отношений было много всякого, были и завалы, их надо расчищать. - Сталин прошелся по беседке, раскурил трубку. Потом подошел вплотную к Рокоссовскому, заглянул в глаза. - Скажите, Константин Константинович, как вы относитесь к военачальникам, которые пытаются удовлетворить ничем не обоснованные амбиции?
-Як этому отношусь отрицательно. Каждый человек должен заниматься своим делом в пределах своей компетенции, знаний и способностей, - помолчав, ответил Рокоссовский. Он выдержал взгляд вождя и спокойно добавил: - Смотреть на людей с высоты своего амбициозного величия не пристало даже выдающимся людям.
- Золотые слова, - улыбнулся Сталин. - Спасибо вам за это. - Он снова прошелся по беседке, остановился у стола и, помахивая трубкой, сказал: - Еще спасибо вам за то, что вы, мужественно пережив нанесенную вам обиду, не топорщитесь, не играете на публику, а являетесь таким, как есть.
Сталин вновь сел за стол, и Рокоссовскому показалось, что он хочет сказать что-то важное и обдумывает, как сформулировать свои мысли. Он заговорил негромко, словно размышляя:
- Недавно я встречался с Берутом*. Мы много говорили с ним о Польше, о международных делах, о том, что империалисты от нас не отстанут и странам, строящим социализм, надо хорошо заниматься вооруженными силами. - Он снова прошелся вдоль стола и, выпустив струйки синеватого дыма, в лоб произнес:
- Болеслав Берут вышел на нас с настоятельной просьбой о том, чтобы мы отдали ему маршала Рокоссовского на должность министра обороны. - Сталин приблизился к гостю и, остановившись в двух шагах от него, заглядывая в глаза, спросил:
- Что думает по этому поводу сам маршал Рокоссовский?
Теперь стало ясно, ради чего был затеян этот прием. Рокоссовский молчал. Вся его военная жизнь прошла здесь, в России, тут он уже давно пустил глубокие корни. Он полюбил этот народ, обычаи, язык и сам стал частью этого народа. И теперь начинать все сначала? Надевать польский мундир? Ни за что!
Сталин, видимо, понимая, какой трудный вопрос он поставил перед гостем, тоже молчал, продолжая расхаживать из угла в угол.
- Ну, что скажете, Константин Константинович? - не выдержал слишком долгого молчания Сталин.
- В Польше есть свои талантливые военачальники, и им по плечу должность министра обороны, - ответил, смутившись, Рокоссовский. - Говорю так потому, что я их хорошо знаю.
- Вы для поляков тоже не чужой.
- Да, но я маршал Советского Союза.
Сталин сел за стол, посопел, пристально посмотрел на маршала, затем налил в рюмку коньяк, наполнил фужер вином и поднял его над столом.
- Рокоссовский у нас один, - говорил он неторопливо. - Но его опыт и талант потребовался народной Польше, и мы не можем отказать друзьям в их просьбе. Надо помочь поставить: их вооруженные силы на ноги. Это в наших общих интересах.
- Я - солдат, товарищ Сталин! Интересы моей страны для меня - закон, - поднялся Рокоссовский. - Как решите, так и будет.
- Спасибо, Константин Константинович, другого ответа я от Вас не ожидал. - Сталин отпил несколько глотков вина и поставил фужер на стол. Рокоссовский пригубил коньяк, взял букет роз и с разрешения Сталина покинул беседку. У выхода с дачи его снова встретил Поскребышев и, видимо, по заданию Сталина познакомил его с окружающей местностью, пляжем, с группой высокопоставленных поляков, отдыхавших в соседнем псковском санатории.
Уже перед заходом солнца в длинной черной машине Рокоссовский возвращался к себе. За этот день на него навалилось столько переживаний и непредвиденных событий, что нервы были напряжены до предела. Через открытое окно машины он вдыхал прохладный морской воздух и думал о том, что неплохо было бы завалиться в какой-нибудь укромный уголок ресторана, поговорить со знакомым человеком, расслабиться. «Жаль, что нет напарника, а в одиночку устраивать себе застолье - глупо», - подумал он с грустью.
И какая же маршала охватила радость, когда у входа в санаторий его встретил в праздничном костюме генерал Аревадзе.
- Михаил Егорович! - воскликнул Рокоссовский. - Ты же должен быть уже в Тбилиси?
- С двумя билетами улетел сын, - сказал, добродушно улыбаясь, генерал. - Разве я мог улететь, не выпив бокала имеретинского вина со своим дорогим командующим фронтом? - Он взял под руку Рокоссовского. - Прошу, батоно!15
Они зашли в одноместный номер, в котором был накрыт богатый стол. Рокоссовский за всю свою жизнь не слышал о себе столько хороших слов, как в эту южную лунную ночь. Аревадзе оказался не только храбрым воином, но и искусным тамадой.
Тост «За самого интеллигентного и красивого маршала», который... Тост «За храброго и смелого полководца», который... Тост «За командующего фронтом, тонко понимающего юмор»... - одним словом, тостам, анекдотам и побасенкам не было конца. Застолье закончилось только тогда, когда дежурный врач санатория напомнил, что уже время перевалило за полночь.
Глава пятая 1