Заурчали под окнами машины, и Ада с подругами подбежала к окну.
- Жених приехал, - засуетились они.
Из машины вышла дородная женщина, одетая в строгое платье цвета морской волны. Эта строгая женщина, похожая на южанку из Закавказья, приходилась жениху матерью. За ней стоял среднего роста, худощавый, с русым непослушным чубом, молодой человек, в элегантном черном костюме. Он оставил у дома гостей, которые выходили из машины и тут же знакомились с будущими родственниками и их друзьями* и вошел в дом. У дверей он на мгновение задержался, поцеловал руку Юлии Петровне, которая подошла к нему первая, и зашел в комнату невесты и ее подруг.
Раскрасневшаяся Ада стояла у окна и делала вид, что она интересуется гостями, а на самом деле она ждала, когда к ней подойдет жених, - ей было интересно, как он в данном случае поступит.
- А вот и я, моя милая Ада, - сказал он, чуть заикаясь от волнения. Он робко поцеловал ее в щеку.
- Знакомься, мои подруги, - усмехнулась Ада отцовской улыбкой.
Вскоре гости уселись за столы. Виля и Аду усадили в угол, где стояли пышные букеты роз, которыми занимался лично Рокоссовский. По правую сторону от невесты сидела ее родня: мать, отец, подруги, по левую - родственники жениха - отец, мать, ее брат, мужчина с обиженным большим носом, упирающимся в помятые усы. Друзья сидели где попало, вразнобой, только многочисленные сослуживцы маршала держались вместе.
За отдельным столом в соседней комнате сидели музыканты: аккордеонист, скрипач, гитарист, барабанщик и редкий специалист, игравший на английском рожке. Последний, видимо, для вдохновения хлебнул лишнего и все порывался играть.
Гости поднимали рюмки, поздравляли молодых. После третьего тоста, по поручению тамады, Малинин прогудел:
- Горька-а!!! Горька-а!!!
Мало-помалу свадьба слилась для молодых в один непрерывный гул, звон и веселый говор. Они поднимались, целовались, краснели, смеялись - короче говоря, все было как у людей.
Застолье проходило звонко й весело, хмельные напитки делали свое дело - гости становились раскованнее, мягче й добрее. Когда Рокоссовский поздравлял молодых, он внешне выглядел точно так же, как всегда: высокий, стройный, с синим и добрым огоньком в глазах. Темно-синий костюм сидел на нем безукоризненно. Только седина и морщинки вокруг глаз выдавали возраст и напоминали о том, что его жизненный путь был проложен не по ровной дороге.
Ада наблюдала за отцом, и ее внимание было направлено не только на то, что он желал своей единственной дочери, но и на выражение лица, интонацию.
(После тоста, к которому было привлечено внимание гостей, маршал вышел из-за стола и, повернувшись к музыкантам, произнес:
- Прошу исполнить польский народный танец «Краковяк». Он подошел к дочери, как заправский танцор, поклонился и, взяв ее под руку, встал посередине комнаты.
Когда заиграли музыканты, он подмигнул дочери и на несколько минут отдался танцу своей юности. Он галантно, с молодым азартом водил свою партнершу по кругу, и у той пышная черная копна волос колыхалась так, будто ее трепал сильный ветер. Веселый и задорный танец захватил их обоих. Потом Рокоссовский, исполнив эффектное па, распустил руки, словно крылья, грациозно поплыл, подпевая:
Kra-ko-wia-a-a-a-czek je-e-den Mud ko-ni-ikow sie-e-dem*. Ha-a войну-у уе-ехал,
Bo ot была поте-е-ха.
Танец кончился. Музыкантов и танцующую пару гости наградили аплодисментами и одобрительными возгласами.
А когда оркестр заиграл плясовую и бесшабашная, неудержимая удаль заговорила в каждом звуке, в круг вышли Батов и Чуйков. Темп их пляски учащался. Они танцевали все удалее и забористее до тех пор, пока, взявшись за сердце, не упали настулья.
- Как воевали, так и пляшут, - заметил бывший начальник бронетанковых войск, потянувшись за бутылкой водки.
- Орел, может, хватит? - сказала жена.
- Я хотел обменяться тостом с отцом жениха, - виновато проговорил генерал.
- Ты уже выпил целых десять.
- Ты не права, только семь.
- Больше я не разрешаю, - властно проговорила жена. - А то из Орла превратишься в мокрую курицу.
Рокоссовский поднялся и, подмигнув Малинину, пришел на выручку другу:
- Я предлагаю тост за наше фронтовое братство.
- От такого тоста грех отказаться, - повеселел Орел.
Время уже приближалось к полуночи, но смех и веселье возобновились с новой силой, когда Малинин исполнил «Летят утки и два гуся».
Вскоре гости разъехались. Молодожены уехали в Москву. Рокоссовский и Юлия Петровна стояли у открытого окна. При
«Один краковячек имел семь лошадей (польск.).
-526-тусклом свете луны в их душах звучала какая-то грустная мелодия. Теперь их дочь Ада не будет принадлежать им безраздельно - у нее своя семья.
В лесу было тихо. Только откуда-то издалека доносился протяжный звук поезда, будто он кого-то звал. Лес подхватил этот крик и унес его вдаль. Мягким, задумчивым светом мелькали в небе звезды. Одна из них огненной дугой промелькнула по небу и бесследно исчезла.
3
Президенту Польши Болеславу Беруту, как и всем руководителям социалистических стран, не были чужды замашки вождизма: безукоризненная вера в свою правоту, неприятие критики, благосклонное отношение к восхвалению его личности. Где бы ни появлялся президент, он становился центром всеобщего внимания.
Но затмить личность Рокоссовского ему никогда не удавалось. Берут понимал это и поддерживал о ним дружеские отношения. Особенно выгоден был ему Рокоссовский, когда возникала необходимость в переговорах с Москвой об удовлетворении каких-нибудь солидных запросов.
Вот и сегодня, 18 июня 1952 года, они вышли из кабинета Председателя Совета Министров СССР, где договорились насчет лицензии по производству реактивных самолетов в Польше.
В приемной ему сообщили о том, что звонила жена и просила передать, что у него вчера вечером родился внук. Попрощавшись с Берутом, Рокоссовский заехал домой, взял жену и направился в роддом. Надев халаты, они зашли в палату, где лежала их дочь.
- Позвольте мне первой поздравить вас, товарищ маршал, с рождением внука, - сказала встретившая их врач.
- Спасибо, - улыбнулся счастливой улыбкой Рокоссовский и вручил врачу, принимавшему роды, букет роз, коробку конфет и духи.
- Спасибо, извините, у нас не принято брать подарки, - смущенно сказала женщина.
- Где это у вас? - усмехнулся Рокоссовский.
- Здесь, в нашей больнице.
- А у нас в Польше другие порядки, - сказал Рокоссовский. -Как чувствует себя мать?
- Посмотрите сами. Помучилась... Скрывать не стану, рождение сына далось ей нелегко.
- Теперь все благополучно? — уточнил Рокоссовский.
Врач утвердительно кивнула головой.
Рокоссовский подошел к кровати, на которой, закинув руки за голову, неподвижно лежала Ада и дремала. Он глянул на врача: стоит ли будить? Но Ада повернула голову и увидела отца. Ее лицо было бледным; под глазами виднелись темно-синие круги.
Рокоссовский присел на стул и тихо произнес:
- Доченька, как ты себя чувствуешь?
- Немного лучше, - ответила она слабым голосом.
- Я поздравляю тебя с сыном.
- А я поздравляю тебя с внуком.
- Спасибо.
Он нагнулся и поцеловал ее в щеку. В этот момент он увидел рядом с ней прикрытого одеялом сморщенного младенца. Он внимательно, с гулко бьющимся сердцем, смотрел на красное личико этого маленького человечка. Ада приоткрыла одеяльце, и он увидел закрытые глазки и усилия этого человечка подвигать тельцем, будто он хотел повернуться на другой бок. Затем он открыл глазки, и Рокоссовскому показалось, что он внимательно изучает своего дедушку. Глаза у него были голубые, а волосики светлые, как у дедушки.
Маршал, растаяв в улыбке, вложил палец в маленькую ручонку, и малыш зажал его в свой крохотный кулачок.
- Будет крепкий мужчина, - радостно улыбнулся дедушка. -Молодец.
Лица Ады и Юлии Петровны озарились радостью.
- Как мы назовем этого богатыря? - спросил Рокоссовский сначала Аду, потом жену.