С первых минут генерал армии заметил, что командующий фронтом сильно расстроен. Ватутина Рокоссовский знал давно: в Киевском особом округе он был начальником штаба. Он видел в нем высокообразованного, спокойного и выдержанного генерала. Казалось бы, встретились два товарища - командующие соседними фронтами, которые не первый день воюют и хорошо знают друг друга. Но душевной встречи не получилось. Ватутин соблюдал в общении дистанцию и говорил каким-то оправдывающимся тоном, словно хотел объяснить старшему начальнику объективные причины своих неудач.
- Николай Федорович, дорогой мой, - вынужден был заявить Рокоссовский на второй день.работы. - Я приехал сюда не уличать вас в бездеятельности, не пугать вас, не вмешиваться в вашу компетенцию и не читать вам мораль, в которой вы не нуждаетесь. Я искренне хочу, насколько сумею, помочь вам разобраться в тех временных неудачах, которые нас постигли. Ведь на войне бывает всяко. Я тоже не святой.
- Спасибо, - улыбнулся Ватутин.
Натянутые отношения между генералами постепенно начали исчезать. Рокоссовский направил Казакова в штабы армий, а сам в течение нескольких суток изучал обстановку в управлении фронта.
- Когда вы вступаете в командование 1-м Украинским фронтом? - деликатно спросил Ватутин, когда работа подходила к концу.
- С ролью командующего войсками фронта вы справляетесь не хуже любого из нас, - ответил Рокоссовский. - У меня и в мыслях этого нет. Мне бы скорее вернуться к себе. У нас своих дел уйма.
- Все ясно, - совсем повеселел Ватутин, заранее зная, что Рокоссовский был направлен к нему не с обычными полномочиями. Он знал, что к этому генералу особое расположение питает Сталин. Он на миг представил себе, если бы в роли Рокоссовского оказался кто-то другой, тогда неудачи не сошли бы ему с рук.
Генерала армии несколько удивила система работы командующего фронтом. Он сам редактировал приказы и распоряжения, вел Переговоры по телефону и телеграфу с армиями и штабами.
С начальником штаба фронта генералом Боголюбовым, способным штабистом, у Рокоссовского состоялся не очень приятный разговор.
- Почему вы допускаете, что командующий фронтом загружен по уши работой, которой положено заниматься штабу и лично вам?
- Я ничего не могу поделать, - ответил тот. - Командующий старается все сделать сам.
- Вы обязаны немедленно перестроить работу и заняться своими прямыми обязанностями. В противном случае будет страдать дело.
- Хорошо, я постараюсь, но вы переговорите по этому вопросу и с командующим.
К замечаниям Рокоссовского Ватутин отнесся очень серьезно.
- Сказывается то, что я продолжительное время работал в штабах, - смущенно признался он. - Вот и хочется ко всему приложить руку. Я это сейчас же поправлю.
В комнате командующего фронтом за чаем Рокоссовский, чтобы не обидеть Ватутина, сказал :
- В обстановке на фронте я ничего страшного не вижу. Дело вполне поправимо, но надо идти на риск и активно наступать.
- Если бы не близость украинской столицы, то я бы не переходил к обороне.
- Николай Федорович, дело вот в чем, - генерал армии повернулся к Ватутину. - Пользуясь пассивностью фронта, противник собрал крупную танковую группировку и стал наносить удары то в одном месте, то в другом. На мой взгляд, ошибка ваша в том, что вы, вместо того чтобы ответить сильным контрударом, продолжали обороняться.
- Да, тут я допустил явный промах. Не хотел рисковать, и напрасно.
- Если присмотреться, то тут нет никакого риска, - Рокоссовский махнул рукой с дымящейся папиросой. - У вас помимо отдельных танковых корпусов имеются две танковые армии, дышащие друг другу в затылок. Это же большая пробивная сила. А общевойсковые армии, а артиллерийские резервы? Да с таким количеством войск только и наступать, а не сидеть в обороне.
- На днях нанесу удар. Спасибо за совет.
Вечером Рокоссовский в присутствии Ватутина связался по ВЧ со Сталиным и доложил свои выводы об обстановке, о намеченных мерах, которые уже начали проводиться в жизнь. Он особенно акцентировал внимание на том, что Ватутин как командующий фронтом находится на своем месте и войсками руководит уверенно. Рокоссовский попросил разрешения у Сталина вернуться на Белорусский фронт.
Ватутина было трудно узнать: он подтянулся, шутил, улыбался, а на прощание Рокоссовскому сказал:
- Я много был наслышан о ваших человеческих качествах, а теперь убедился в этом и сам. Спасибо за помощь, за урок душевности, который вы мне преподнесли. Я никогда этого не забуду.
Это была их последняя встреча. В ближайшие недели войска Ватутина нанесли противнику ряд сокрушительных ударов, до основания расшатавших его оборону. Но 29 февраля 1944 года во время очередной поездки в войска генерал был тяжело ранен украинскими националистами - и 15 апреля его не стало.
Рокоссовский был потрясен этой утратой.
Глава двадцать первая 1
Светлым августовским утром 1943 года «кукурузник» приземлился на зеленый луг, который тянулся широкой полосой вдоль деревни Ловцевичи. Здесь, где-то в семидесяти километрах северо-восточнее Минска, располагался штаб партизанского отряда, куда был направлен прямо из Москвы Белозеров. С самого начала войны эта деревня входила в партизанский район, куда никогда не ступала нога фашистов. Хозяевами здесь были народные мстители - партизаны.
Вскоре его встретили трое молодых людей с автоматами на груди и повели в сторону деревни. Они с любопытством поглядывали на пришельца с Большой земли и', ведя разговор между собой на белорусском, застенчиво улыбались.
- Куда мы идем? - спросил Белозеров, расстегивая верхние пуговицы своего десантного полевого обмундирования.
- К командиру партизанского атрада, - ответил один из них. -Ужо близко.
Они прошли метров двести по сосновому лесу, который кончался небольшим выступом в форме клина, а затем по полевой дороге, среди ржаного поля, направились в деревню.
- Кто здесь сеял рожь? - спросил Белозеров, чтобы но молчать.
- Як хто? Мы сами, - ответил тот же партизан. - Нам тожа ести трэба. Бяз хлеба не праживешь.
Освещенная солнцем земля, словно покрытая нежным золотым покрывалом, уходила на восток, где виднелся зеленый холм, отсвечивавший памятниками и крестами.
Дом, в котором жил командир отряда, был окружен деревьями и вместе с другими постройками занимал довольно-таки приличное пространство. Резные ставни были покрашены в белый цвет и резко выделялись на фоне потемневших бревен. В саду стояла пятиметровая вышка.
В одной половине дома располагался штаб отряда, а другая его часть была отведена под жилье командиру.
Когда Белозеров вошел в дом, навстречу ему из-за стола вышел широкоплечий двухметрового роста здоровяк лет пятидесяти с крупным загорелым лицом. Глядя на его роскошные усы, казалось, что ему в каждую щеку воткнули по лезвию кинжала.
- Муц Павел Андреевич, - представился мужчина и пожал Белозерову руку так, что тот чуть не присел. - Командир здешнего партизанского отряда. - Он жестом пригласил его сесть, а сам, заложив руки за спину, ходил по комнате. - Мы очень рады вашему прибытию. Нам катастрофически не хватает квалифицированных кадров. Мне передали, что вы хорошо знакомы с подрывным делом.
- Да, почти месяц постигал эту науку.
- Вот и прекрасно. Теперь мы зададим фашистам перцу. А сейчас, Андрей Николаевич, вам покажут комнату, где вы будете жить. Передохните немножко с дороги и часика через два заходите ко мне. Подойдут другие начальники, и мы с вами обговорим все вопросы нашей дальнейшей работы.
В тот же день Белозеров был в штабе партизанского отряда, где собралось около десятка человек. Здесь он узнал, что Муц, бывший директор школы, ведет борьбу с фашистами с самого начала Войны. Вместе с ним партизанят и его трое сыновей. Отряд насчитывал 140 человек. Андрея познакомили с сыном бывшего помещика из Западной Белоруссии Вячеславом Жуковским.