Рокоссовский поднялся, взял свою папку, надел фуражку.
— Искажать истину и приписывать себе то, чего не было?.. Странно, очень странно.
Жуков продолжал ходить по кабинету и молчал.
Говорить дальше не было смысла — Жуков делал вид, что в этом разговоре он не нуждается. Рокоссовский, не глядя на маршала, вышел из кабинета.
Поднимая эти вопросы, Рокоссовский преследовал одну-единственную цель — сохранение исторической правды о Великой Отечественной войне, пока еще живы ее активные участники.
Видимо, стремление Жукова увенчать себя лаврами единственного стратега в разработке и осуществлении операций в прошедшей войне сильно повлияло на выступление Рокоссовского на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1957 года, когда снимали маршала с поста министра обороны. Он часто спорил с Жуковым, но к его таланту относился с уважением. Однако на пленуме, вспомнив «трофейные» грехи Жукова, разбор его дела при Сталине, Рокоссовский сказал: «Он тогда прямо признал, что да, действительно, за ним были такие ошибки. Он, мол, зазнался, у него известная доля тщеславия и честолюбия, и дал слово, что исправит свои ошибки на другом месте работы. Но это были только слова…»
Шли годы, здоровье маршала начало сдавать — сказались нечеловеческое напряжение в войнах, в которых он участвовал с небольшими перерывами более 15 лет, и тюрьма, угнетавшая его душу и терзавшая тело почти три года. В апреле 1962 года Константин Константинович покинул пост начальника Главной инспекции Вооруженных Сил и остался в составе группы генеральных инспекторов Министерства обороны, которую в армии называли «райской группой». Но, учитывая его неуемную жажду к работе, скромность и добросовестность, райской жизни у него в этой группе не получилось.
Он активно участвовал в работе Советского комитета ветеранов войны, мобилизуя своих старых друзей по оружию на работу среди молодежи по ее воспитанию в духе любви к Родине.
«Сквозь большое окно, — пишет журналист, — в кабинет смотрит сумрачный зимний день. Над столом возвышается крупная фигура в маршальской форме. Кто не видел Рокоссовского с той курской поры, возможно, и найдет в нем перемены: резче обозначились морщины на лице, посеребрились сединой и без того светлые волосы. Но в главном — в поведении, в характере — он тот же. Сколько им пережито, сколько перенесено ран, да и лет уже шестьдесят восемь, но он не поддается недугам, голубоглазый, стройный, он также бодр, приветлив, улыбчив. На квартире у него я видел на видном месте, как самую ходовую вещь, эспандер — каждое утро зарядка, да и днем нередко подойдет, расправит плечи. Сейчас он то и дело встает из-за стола, размашисто прохаживается — все та же излюбленная привычка думать на ходу. Часто звонит телефон. Скульптор Э. В. Вучетич хочет проконсультироваться по сооружаемому на Мамаевом кургане монументу героям битвы на Волге. Звонок из Военно-научного управления Генерального штаба: в сборнике «Великая битва на Волге», который редактирует Константин Константинович, надо посмотреть последние статьи».
Рокоссовский поддерживал душевные контакты со своими бывшими подчиненными. Они частенько бывали гостями маршала, в том числе и польские офицеры. Он, как и прежде, интересовался проблемами Варшавы, Войска Польского.
Духовная связь с Родиной проявлялась и в деятельности Общества советско-польской дружбы, и в постоянном интересе к польской литературе и искусству.
«Во время работы в Москве я встречался с маршалом Рокоссовским и его семьей, — вспоминает генерал дивизии Ян Слевиньский, — как сам маршал, так и его супруга с большой теплотой вспоминали Польшу и Варшаву. Несмотря на то что маршал покинул Родину при сложных обстоятельствах, но в его сердце сохранилось чувство любви к польским солдатам и офицерам».
Рокоссовский не упускал ни одного случая, чтобы поговорить с польскими гостями. На торжественных выпусках в военных академиях он всегда находил удобный момент для того, чтобы побывать в кругу польских офицеров, поздравить их и побеседовать накоротке — притом всегда на польском языке.
Сегодня на исходе дня, когда Рокоссовский редактировал статью для сборника «Великая битва на Волге», ему принесли Письмо от Белозерова. Он прочитал его, повертел в руках, будто сомневаясь, понял ли его, вышел из-за стола, закурил, прошелся по кабинету. Было видно, что письмо испортило ему настроение. И было за что переживать.