— Да, имею к ней слабость.
— Ваши любимые поэты? — не унималась Валентина.
— Байрон, Мицкевич, Пушкин.
— Военный человек — и любовь к поэзии, странно? — сказала Валентина, призадумавшись. — А чем вам нравится Байрон?
Рокоссовский обвел синими глазами женщин и, улыбаясь, произнес:
Он произнес эти слова охотно и с глубоким убеждением.
— Разве можно не любить такие стихи? — добавил он тихим приятным голосом. Допив чай, Агафья Петровна отодвинула стул и села поближе к окну.
— Вы извините меня, — сказала она бойко. — Вот вы, слышу, говорите о поэтах… О… как его там?
— О Байроне, — подсказала Валентина.
— Да, да, о Байроне… А что дал простому народу ваш Байрон?.. Что? — вытаращила она маленькие глаза, приподняв припухшие веки.
— Джордж Байрон, великий поэт Англии, защищал свободу и независимость Греции, где заболел и умер, — пояснил Рокоссовский, неодобрительно взглянув на собеседницу.
— Подумаешь, герой, у нас тоже много болтунов расплодилось. Гнилая интеллигенция — революции помеха. — Она направила на комдива яркие глаза. — Пустобрехи! Кому они нужны? А?.. Кому?.. Кому нужен теперь поэт Байрон?
— Пушкин называл Байрона гением и властителем дум, — как будто между прочим сказал Рокоссовский. — Его уважали декабристы. Для них он был примером служения делу свободы и борьбы с тиранией. Это был их кумир.
— Небось из богатых ваш Байрон?
— Да, он принадлежал к старинному роду английской и шотландской аристократии. Даже был лордом.
— Вот видите! — Агафья Петровна развернулась всем корпусом, так что заскрипел стул. — Знаем мы этих лордов. Не первый день на свете живем и кое-что видели! Отдадут они добровольно что-нибудь народу? Как бы не так, держи карман шире!
— Когда Байрон путешествовал по Италии, Португалии, Турции, его поразили социальные контрасты. Он увидел бесправие простого народа и встал на его сторону. — Заметно было, что этот непредвиденный спор начал Рокоссовского забавлять.
— Вот видите, путешествовал, а за чей счет, позвольте вас спросить?
— Ну, по всей вероятности, за свой счет.
— А кто ему положил денежку на его счет, — агрессивно, рассекая воздух широким взмахом руки, спросила Агафья Петровна и тут же ответила: — Эти денежки заработал потом и кровью крестьянин и рабочий. Вот так-то!
Рокоссовский взглянул сначала на Ольгу, потом на Валентину, которые едва подавляли смех, и улыбнулся. Собеседники еще раз переглянулись и притихли.
— Что молчите? — спросила недоверчиво повариха и тут же восторженно вскричала: — Не какого-то Байрона читать надо, а мудрые речи и статьи товарища Сталина! Там есть ответы на все вопросы: как нам работать, жить и бороться с негодяями, бандой врагов, белогвардейскими пигмеями и козявками, правыми уклонистами, право-левыми уродами. — Она подвернула рукава, чтобы они не мешали размахивать руками.
— Где вы набрали такой богатый букет врагов? — уточнил Рокоссовский.
— Как это где? — округлила глаза повариха. — Товарища Сталина читать надо, милок, а не всяких там байранов!
«Такая вот петрушка», — подумал комдив и нахмурил брови.
Этот разговор начал раздражать и Валентину. Мягким, женственным движением она поправила волосы и подошла к Агафье Петровне:
— Выходит, вы нам даете уроки: как нам жить, что нам читать, с кем бороться…
Повариха замахала руками, как курица крыльями, прервала Валентину:
— А как вы думали? Товарищ Сталин нас учит, что ни на одну минуту нельзя забывать о врагах народа, которые прут на наше социалистическое государство, как саранча на капусту. А вообще-то, я вам скажу, дорогие мои, вот что: если мы не будем держаться за товарища Сталина, то пропадем ни за понюх табаку!
Агафья Петровна была такой пухлой, что обе ее ягодицы свешивались со стула. Она встала и покатилась к выходу, бросив на ходу:
— Не забывайте, милые, что я сказала! Знайте, я кость от кости того простого народа, о котором так заботится наш дорогой вождь и учитель товарищ Сталин!
Она распахнула дверь, остановилась и, повернувшись к Рокоссовскому, с упоением добавила:
— Не кто иной, а родные наши вожди Ленин и Сталин дали нам, кухаркам, широкие права по управлению государством!
Никто из собеседников не посмел комментировать то, что сказала Агафья Петровна. Разговор дальше не клеился, и все, словно набрали в рот воды, молчали.