– Вечером в понедельник ты тоже была с Алексом? – спросила я, вспоминая его алиби.
– Да, – угрюмо ответила она. – После совещания он приехал ко мне. Я убеждала себя, что, если буду испытывать к этому человеку какие-то чувства, появится оправдание моим поступкам. Но это невозможно. Понятия не имею, что Локет в нем нашла.
– Полиция знает?
– Теперь знает. Алекс меня выдал. Могу поспорить, он колебался секунды две, не больше.
– Он был несчастлив с Локет? Почему он ей изменил?
– Ты думаешь, он лежал со мной в постели и делился сокровенными мыслями? Максимум, что Алекс расскажет о себе, – это то, что ему делали операцию на колене.
– Во сколько он уехал от тебя в понедельник? – спросила я.
– Примерно в половине десятого.
– А в субботу когда вы расстались?
– Вечером. А что? Ты ведь не хочешь сказать, что Алекс убил Тома и Локет? Или что я их убила?
Не исключено. Локет убили в одиннадцатом часу – значит, оба они в равной степени могли это сделать. Поездка в Анды занимает два с половиной часа. Если они расстались вечером, у обоих хватило бы времени на то, чтобы смотаться в предгорья.
– Я ничего не хочу сказать, – ответила я. – Просто пытаюсь узнать правду. Говорят, ты что-то горячо обсуждала с Локет на съемочной площадке – на следующий день после того, как я намекнула, что у Тома есть другая. Ты говорила с ней об этом?
– Нет. Я и понятия не имела об их отношениях. Если хочешь знать, Локет разозлилась, поскольку я перестала пиарить ее книгу. Я сказала, это не входит в мои обязанности. Ты действительно думаешь, что я могла ее убить?
– Я этого не говорила, Харпер. Но у меня есть все основания подозревать в убийстве светловолосую женщину с актерскими навыками, которая умеет подражать чужим, в том числе мужским, голосам. Есть соображения?
– Отлично. То есть ты намекаешь, что Том встречался с какой-то третьей?
– Возможно, убийца – мужчина, а женщина – всего лишь его сообщница. У Дика есть на примете кто-нибудь похожий? Или у Алекса?
Харпер посмотрела на меня так, будто ее внезапно в чем-то уличили, и покачала головой:
– Нет.
Я украдкой взглянула на часы. Нужно было возвращаться в театр. Я поблагодарила Харпер за помощь и попросила чек.
– Я хочу знать, – требовательно сказала Харпер, – как тебе стало известно обо мне и Алексе? Кто-нибудь еще в курсе?
– Полиция проболталась, – соврала я. – Понятия не имею, кто еще в курсе, но ты лучше приготовься к тому, что слухи расползутся по съемочной площадке.
Начался мелкий дождь, едва я вышла из отеля; на то, чтобы поймать такси, ушла целая вечность. Прежде чем я забралась на заднее сиденье, одежда моя успела отсыреть. Я проверила входящие и обнаружила, что звонил Красавчик (перед входом в отель я выключила телефон, чтобы никто нам не мешал). Я хотела ему перезвонить и уточнить планы, но сначала мне нужно было подумать.
Я и не подозревала, что между Харпер и Алексом что-то произошло, хотя оказалось не так уж трудно в это поверить. Впрочем, ее заявления о собственной невиновности меня не убедили. Несостоявшаяся актриса, а теперь эксперт по связям с общественностью, Харпер, наверное, достаточно хорошо владеет навыками лицедейства. Может, ее признание насчет Алекса имело целью отвлечь мое внимание от куда более тяжкого преступления, в котором она была замешана?
Но если убийца не Харпер, то кто? Конечно, не следовало упускать из виду Дика. Интересно, есть ли у него девушка, которая не отказалась бы поизводить меня жуткими телефонными звонками и порыться в моем шкафу? Может, Крис в курсе?
Когда такси остановилось перед театром, я заметила какое-то движение. Очень полная женщина с длинными и сальными рыжими волосами, в очках с толстыми стеклами (стиль крутой девчонки из небогатого района) закрывала бутылку пепси, оставленную на маленьком столике, видимо, во время антракта. Я толкнула дверь, и на этот раз она отворилась.
– Что вам? – хрипло спросила женщина. – Касса закрыта.
– Мне всего лишь нужно кое-что узнать. Я Бейли Уэггинс. Меня интересует одна пьеса, которая шла у вас около года назад.
– Я член труппы – может, я смогу вам помочь? Меня зовут Натали.
– «Укрощение строптивой», – сказала я. – Я хочу знать, в каком составе она шла.
Натали прищурилась, а потом кивком указала налево:
– Мы ставили ее в конце зимы. Афиша где-то там на стене.
Она снова занялась уборкой, ссыпая печенье с бумажных тарелочек в пластиковую коробку, а я пересекла маленькое фойе – довольно убогое, заставленное потрепанными креслами и выщербленными столиками.
Судя по афишам в дешевых рамках, репертуар театра представлял собой довольно хаотичную смесь: классика («Юлий Цезарь», «Все хорошо, что хорошо кончается»), модерн («Антигона», «Шесть персонажей в поисках автора») и множество современных пьес неизвестных мне авторов, под дурацкими названиями типа «Черный день» и «Как наши сердца».
Я быстро нашла нужную афишу. В то время как другие пестрели рисунками или фотографиями, эта была довольно простая – рамка и текст в елизаветинском стиле. Я быстро отыскала Петруччио и провела взглядом по строчке. На противоположной стороне листа стояло «Том Фейн». Мне показалось, что он еще жив, и меня охватила неимоверная скорбь. Я нашла Катарину и, прочитав имя актрисы, раскрыла рот, словно кто-то крепко схватил меня за шею. Эту роль исполняла Блисс. Пьеса шла в минувшем феврале, состоялось десять представлений. Может, Блисс и была тем таинственным гостем, приехавшим в Анды? Возможно, Том процитировал строчку из роли, потому что к нему в тот день заявилась Катарина собственной персоной?
– Все в порядке? – спросила Натали.
– Вы знали Тома Фейна?
– Конечно, – мрачно отозвалась та. – Мы все его знали, он играл в нашем театре.
– Я расследую его убийство. Может, вы расскажете что-нибудь?
Мне, конечно, хотелось побеседовать о Блисс, но я подумала, что разумнее будет не заговаривать об этом с членом труппы.
– Этот парень был таким милым. Единственный актер из всех, кого я знаю, который говорил не только о себе. А почему вас так интересует «Укрощение строптивой»? Какая здесь связь?
– Я просто отслеживаю все возможные зацепки. Он дружил с кем-нибудь из здешних актеров?
Натали непонятно зачем сняла очки и повертела их, рассматривая стекла. Без них ее глаза казались гораздо меньше.
– У него были приятели, – вспомнила Она, возвращая очки на место. – И он встречался с Блисс Хэммел – девушкой, которая играла Катарину. Когда Том погиб, она чуть с ума не сошла – неудивительно.
Я замерла.
– А, так Блисс здесь? – спросила я как можно спокойнее, но собственный голос показался мне сдавленным – точь-в-точь как приглушенные раскаты хохота, доносящиеся из недр театра. Мысли бешено завертелись. – А я думала, она в Майами.
– Блисс ненадолго ездила на юг – ей дали роль в каком-то фильме. Но она вернулась, когда узнала о случившемся.
– Вы с ней говорили?
– Она приходила вчера. Блисс хочет играть. Думает, это поможет ей избавиться от стресса.
– Она хорошая актриса? – спросила я.
– Блисс? Великолепная. Проблема в том, что она просто помешанная. Ей не удается сделать карьеру не из-за недостатка таланта, а из-за того, что она не понимает: тебе жалуют титул звезды, когда ты действительно ею становишься.
– Так она снова здесь появится?
– Да, но не знаю, когда именно.
– Она высокая? – поинтересовалась я, вспомнив свою загадочную гостью.
– Высокая? – переспросила Натали; судя по тону, ее терпение заметно истощилось. – Да уж. Метр семьдесят пять. – Она взглянула на часы и сгребла в охапку несколько пустых бутылок из-под минералки. – Мне пора заканчивать. Что-нибудь еще?
– Номер ее телефона, – почти не надеясь на успех, сказала я и изобразила улыбку. – Я бы очень хотела с ней связаться – может, Блисс что-нибудь знает.