Разумом Тася понимала, что никакого живота у Алёны еще нет, но воображение упрямо рисовало грозную картину, которую Тася просто не перенесла бы.
— Тася, — увидел ее Вадим и сделал шаг навстречу.
Она застыла на месте. Что еще приготовил бывший муж? Когда уже, наконец, он оставит ее в покое? Сколько можно издеваться? Вопросы, вопросы кружили в голове, пугая и заставляя настороженно смотреть ему в лицо.
— Тася… Здравствуй. Извини, что я так внезапно… Я бы хотел с тобой поговорить, если ты, конечно, позволишь, — криво улыбнулся Вадим.
— О чем? — настороженно спросила Тася.
Она с тревогой вглядывалась в когда-то такое родное и любимое лицо. Почему он так отвратительно выглядит? Заболел? Или что-то случилось в семье? Может, его избили?
Вадим вздохнул, снова поковырял носком ботинка асфальт и сунул руки в карманы. Он оглянулся по сторонам и вдруг вынул ключ от машины с брелоком, который тоже в свое время дарила Тася. Его выполнили на заказ, и Тася тогда так радовалась, что сюрприз удался.
— Не здесь…Может, пойдем в машину? Пожалуйста…
Тася молчала. Ей очень хотелось съязвить и припомнить Вадиму все гадости, что он устраивал в последнее время, пройтись по его несчастному виду и отправить с разговорами в такую новую и такую радостную семейную жизнь, но все слова словно испарились.
Никакой злости или злорадства не было и в помине. Тася даже рассердилась на себя: как можно? Этот человек принес ей столько страданий, а теперь явился, как ни в чем не бывало и просит побеседовать с ним? Но сколько бы ни пыталась она себя накрутить, в душе чувствовала лишь жалость.
— Пойдем, — тихо сказала она, и первая пошла к машине, стоящей неподалеку.
Села на переднее сиденье, оставив дверь приоткрытой. Нет, Вадика она не боялась, просто не хотелось убегать из теплого солнечного дня, ласкового ветерка и шума ранней листвы. Коробочку с меренгами Тася поставила прямо перед собой, на колени.
Вадим шумно устроился рядом. Он столько готовился к этому разговору, так пламенно сверкал глазами перед зеркалом (недаром в школе посещал театральный кружок) и проникновенно понижал голос, но почему-то сейчас не мог выдавить ни слова из подготовленного монолога. Всё казалось нелепым и жалким.
Покосился на бывшую жену, словно видел ее впервые. Короткие волосы небрежно взъерошены, но эта прическа совсем не выглядела мальчишеской. Наоборот, и мягкий каштановый цвет, и небрежно взлохмаченные пряди удивительно женственно подчеркивали нежный овал лица, открывали беззащитную хрупкую шею с выступающими позвонками, играли всеми оттенками в серых веселых глазах. Да, да, именно повеселевший взгляд заметил Вадим, когда Тася коротко на него взглянула. Хотя она даже не улыбалась. Но ее глаза почему-то жили сами по себе.
Она сидела, прилежно сложив руки на коробочке, перевязанной розовым бантиком. Брови вразлет немного нахмурились, а поза выражает нетерпение: мол, ну что тут у тебя, давай, быстрее, я тороплюсь…
Вадим уставился на ее тонкие пальцы с аккуратными розовыми ногтями, покрытыми бесцветным лаком. Такими слабыми и незащищенными выглядели эти детские ладошки. Вспомнил длинные фиолетовые когти Алёны и его затошнило. Скользнул взглядом по ногам с островатыми, плотно прижатыми друг к другу коленками. Заметил, что новая юбка явно короче тех, что Тася носила раньше. Не вызывающе коротка, как у Алёны, но открывает ровно столько, чтобы продемонстрировать достоинства, а остальное скрыть для фантазий.
— Я слушаю тебя, Вадим, — произнесла Тася и поправила ремешок часов.
Вадим словно очнулся. Он откашлялся и заговорил.
— Тася. Я… Утром я вернул все твои деньги на счет. Можешь проверить, вся сумма на месте.
Тася изумленно вскинула на него глаза. Что это? Где подвох? Но Вадим заторопился, как будто боялся не успеть сказать всё, что заготовил заранее.
— Ты прости меня, Тася! За всё прости! Я не знаю, что на меня нашло… Правда… — Вадим горестно вздохнул и отвернулся.
С минуту он пристально рассматривал, как мимо идут люди, возвращаются шумной стайкой из школы дети, поднимаются по крыльцу или выходят на улицу читатели библиотеки, прижимая к себе стопку книг. Так и не повернув головы, он продолжил.
— Я злился. Я так злился. На тебя, на весь мир! А главное, на себя… Тошно! Знаешь, как мне тошно… Запутался, как муха в паутине…