Вот в руках Алёны мелькнула, невесть откуда взявшаяся, Тасина фотография. Студенческое фото, сделанное на примитивную «мыльницу». Тася вполоборота, удивленно смотрит, как будто спрашивает: а что там дальше? Длиннющие ресницы видны даже отсюда. Взмах, и фото летит в коробку с мусором.
— Дай сюда! — резко выкрикнул Вадим и дернулся, чтобы поднять снимок.
Алёна насмешливо наблюдала за ним, будто проверяла, просвечивала рентгеном.
— Ты не забыл, что мы завтра едем подавать заявление? — спокойно спросила она.
— Помню, — буркнул Вадим и зачем-то убрал фото в карман пиджака.
Захотелось бежать отсюда сломя голову. Останавливал будущий прием у шефа. А еще где-то там, далеко в подсознании, свербила мыслишка — Тася не должна быть без него.
Глава 26
Лето ворвалось в город внезапно, как въезжает на улицы цыганский табор: с пестрыми лентами, бубнами, гитарами и песнями. Такое же яркое, шумное и веселое.
Тася в недоумении положила трубку телефона. Разговор с Вадимом вызвал странное чувство, как будто ей позвонил человек, следы которого она уже давно потеряла. Как бывает, когда в поезде под приливом впечатлений и доброго расположения духа, разговоришься с попутчиками и зачем-то чиркнешь им свой адрес: мол, милости просим, коли будете в наших краях. А выйдя на перрон, тут же забудешь, с кем делился своей историей или под стук колес участливо слушал чужую.
Пройдет время, лица соседей по купе сотрутся и размоются, и тут звонок в дверь. А за ней смутно знакомое лицо, лезет с поцелуями и затаскивает в квартиру котомку с провинциальными гостинцами. Стоишь, хлопаешь глазами — и отказать неприлично, но и радости тоже нет.
Впервые Тасю поразило, с какой бесцеремонностью Вадим позволяет себе вторгаться в ее жизнь. Как будто она предмет, который можно двигать с места на место. Игрушка.
Он так и не вышел из детства — захотел, взял поиграть, захотел, бросил в угол, а то и сломал. Звонил, и как ни в чем не бывало, приглашал встретиться и прогуляться — погода стоит чудесная. Удивлялся и даже злился, что она не согласилась. Словно отбарабанил слова раскаяния (искренние ли?), как стихотворение на уроке, а потом должен был получить полное отпущение всех своих грехов. Теперь пожимает плечами: а что не так? извинился же…
Сегодня долго объяснял, как важен ему прием по случаю дня рождения Андрея Владиславовича. В прошлом году Тася присутствовала и в позапрошлом тоже.
Начальник Вадима был любезен и не просто дежурно заинтересован, он вполне искренне обсудил с Тасей новинки книжного мира и пожаловался, что читать совершенно некогда. Грозился бросить все дела, уехать в уединенный домик в лесу и, наконец, прочесть всё, что давно отмечено в длинный список.
На приеме Тася следовала за Вадимом серой тенью, стеснялась своей зажатости и с трудом поддерживала разговор с другими дамами о модных новинках. Ей было неинтересно. А еще страшно.
Вадим же был в своей стихии. Он купался во внимании и был похож на голливудскую звезду: белоснежная улыбка, вовремя сказанная шутка, вызывающая одобрительный смех, загадочный прищур глаз в беседе с хорошенькой женщиной. И Тася — бесплатное дополнение к нему. Верный паж, наблюдающий со стороны.
Как себе Вадим представлял ее появление на подобном вечере на этот раз?
— Да, я приду с Алёной. Ну и что? С тобой-то я тоже сохранил хорошие отношения, ведь так? Андрей Владиславович будет рад тебя видеть. Сможете с ним пообщаться. Он классный мужик, всё понимает. Что такого-то? — горячо убеждал Вадим Тасю.
— Вадик, это невозможно, — устало отбивалась она. — Как ты вообще себе это представляешь? Нет. Я не пойду.
И снова зажужжали в трубке уговоры, но в зале одна из женщин довольно резко прикрикнула, что пожалуется заведующей, и Тася тут же прекратила разговор и занялась оформлением книг. Пока отмечала в компьютере выданные издания, ругала себя последними словами: как? как научиться обрывать собеседника? Не только с Вадимом, но и вообще… Это так сложно.
Жизнь с Алёной оказалась совсем не такой, как их бурные свидания и внезапные вспышки страсти. Оказалось, она совершенно не умеет готовить и предпочитает всю еду заказывать курьером. Даже завтрак.
Рубашки смятым комом высились на гладильной доске. Алёна выразительно поджимала губы и в ответ на просьбы Вадима их погладить, рассказывала о такой услуге, как прачечная, где и постирают, и выдадут отутюженное. А она не нанималась.
Пыл по поводу обустройства уютного семейного гнезда тоже стих, и теперь повсюду валялись неразобранные коробки, разбросанные майки, юбки, джинсы и даже нижнее белье висело на стульях и лежало у кровати. Окна без штор сиротливо выставляли напоказ комнаты, куда не хотелось возвращаться с работы.