Особенно убивала меня догадка, что Джордж и Тэкк тоже где-то нашли то, чего искали, свой идеал. Для всех нашлось место — для всех, кроме меня.
Но что же все-таки будет с Сарой, спрашивал я себя. Конечно, можно пойти в долину и выгнать ее оттуда пинками. Или можно переждать, пока она одумается, обретет чувство реальности и вернется сама (что, по моему убеждению, было совершенно невозможно, так как добровольно она никогда не вернется). Или можно, не мудрствуя лукаво, послать все к черту и пойти назад, взяв курс на город.
Споря сам с собой, я пытался убедить себя, что, избрав последний вариант, я поступлю правильно и не буду впоследствии испытывать угрызений совести. Конечно, я мог плюнуть и снять с себя всякую ответственность. Ведь я выполнил все условия контракта. И, что говорить, результат получился гораздо более впечатляющим, чем я мог представить, и превосходил мои самые оптимистические прогнозы. В конечном итоге, вся наша авантюра обернулась даже не погоней за мифической жар-птицей: Лоуренс Арлен Найт оказался реальным живым человеком, а не призраком; реальным оказался и изображенный в его романах галактический рай. Все оказались правы — неправ был только я один. Я ошибался и, вероятно, поэтому мне и приходится теперь сидеть у разбитого корыта, в одиночестве, не зная, куда податься и чего искать.
Послышалось звяканье металла и, подняв голову, я с удивлением обнаружил, что Роско пристраивается поближе ко мне, словно желая разделить мое одиночество и составить мне компанию, заменив ушедших товарищей.
Устроившись поудобнее рядом с костром, Роско вытянул руку и тщательно выровнял ладонью на земле небольшую площадку. Посреди площадки оказался небольшой пучок оплавленной жаром костра травы. Роско аккуратно выщипал его пальцами, а затем снова выровнял поверхность, представлявшую собой смесь пыли и пепла.
Я завороженно наблюдал за ним, гадая, какой фортель он на этот раз выкинет. Задавать вопросы было бессмысленно: разравнивая землю, Роско продолжал нашептывать себе под нос несвязную тарабарщину.
Указательным пальцем он осторожно прочертил в пыли угловатую линию, а затем добавил к ней несколько непонятных значков. Возможно, он рисовал и не такую уж чепуху, но разобраться в ней было трудно. Приглядевшись, я стал догадываться, что он пишет какую-то математическую или химическую формулу. Ее смысл казался совершенно неуловимым, но часть символов мне была знакома по статьям из научных журналов, которые я иногда просматривал на досуге.
Наконец я не вытерпел и заорал на него:
— Черт возьми, что это значит?
— Это, — отозвался он, — лето, где-то, вето, нетто, спето.
И вдруг он заговорил уже не в рифму. Но все равно, как мне показалось, без малейшего проблеска связной мысли.
— Функция валентных волновых связей идентична функциям, производимым ассиметричными пространственными волнами; функции симметричных временных волн — функциям временных промежутков равно ассиметричных и симметричных волновых функций…
— Да помолчи хоть минутку, будь ты неладен, — рявкнул я на него. — Что, черт возьми, происходит, то ты квакаешь, как лягушка, то вдруг читаешь лекции, как проф…
— Проф, — сияя от счастья, радостно задолдонил Роско, — кров, плов, клев…
И снова он начал выводить знаки в пыли. Он писал уверенно, не испытывая даже секундного замешательства, будто достоверно знал, что он делает и что все эти формулы обозначают. Он полностью заполнил знаками выровненный им участок, тщательно стер написанное, вторично выровняв площадку, и снова продолжил писать с тем же усердием.
Затаив дыхание, я следил за его движениями, сетуя, что не могу ничего понять. Все же, несмотря на кажущуюся комичность его поведения, я догадывался: за его усилиями стоит что-то действительно важное.
И вдруг он застыл, его палец уткнулся в песок, больше не выводя знаков.
— Пэйнт, — промолвил он.
Я уже ожидал услышать привычный набор соответствующих рифм, но, к моему удивлению, его не последовало.