Они шли по коридору, который постепенно спускался вниз, к центру Меркурия, туда, где находились жилые помещения.
— Вы очень любезны, — проговорил Лаки. — Вы позволите нам посмотреть обсерваторию?
Такая перспектива, видимо, обрадовала Певераля.
— Я к вашим услугам, и надеюсь, вы не пожалеете о времени, затраченном на осмотр. В основном наше оборудование смонтировано на подвижной платформе, которая перемещается в зависимости от сдвига Разделителя. Таким образом, определенная часть Солнца остается всегда под наблюдением, несмотря на движение Меркурия.
— Чудесно! Но сейчас, доктор Певераль, один вопрос. Что вы думаете о докторе Майндсе? Мне бы хотелось получить откровенный ответ, а не дипломатическую отговорку.
Певераль нахмурился:
— Вы что, тоже командированный инженер?
— Не совсем, — ответил Лаки, — но я спрашивал о докторе Майндсе.
— Именно так. Впрочем, — астроном задумался, — он приятный молодой человек, я бы сказал, вполне компетентный, хотя и нервный, очень нервный. Он легко обижается, слишком легко. Это проявилось со временем, когда не все шло гладко с его программой, поэтому с ним иногда трудно ладить. Жаль, потому что, как я сказал, в остальных отношениях это приятный молодой человек. Конечно, здесь, под Куполом, я его начальник, но я не вмешиваюсь в его работу. Его программа не связана с работой нашей обсерватории.
— А что вы думаете о Джонатане Уртейле?
Старый астроном мгновенно остановился.
— Что вас интересует?
— Что он за человек?
— Мне не интересно судачить, — ответил Певераль.
Некоторое время они шли молча. Астроном опустил лицо.
— Есть ли под Куполом еще кто-нибудь? — спросил Лаки. — Вы и ваши сотрудники, Майндс и его группа, Уртейл. Кто еще?
— Врач, разумеется. Доктор Гардома.
— Вы не считаете его своим человеком?
— Ну, он ведь врач, а не астроном. Он обеспечивает в Доме под Куполом службу, которая необходима и которую не может выполнить машина: отвечает за наше здоровье. Он новичок.
— Как давно он здесь?
— Доктор Гардома заменил прежнего врача, как только тот отработал свою годовую смену. Кстати, он прибыл на том же корабле, который привез группу Майндса.
— Годовую смену? Это обычная смена для врача здесь?
— Как и для большинства персонала. В таких условиях трудно соблюсти преемственность, жаль выучить человека и потом его отпустить; но вообще-то жизнь на Меркурии не проста, и наших людей надо часто менять.
— Итак, сколько новых людей вы приняли за последние шесть месяцев?
— Человек двадцать. Точные цифры отражены в журналах, но примерно двадцать человек.
— Но вы сами здесь, конечно, дольше.
Астроном рассмеялся.
— Много лет, не хочу даже думать, сколько. И доктор Кук, мой заместитель, здесь уже шесть лет. Конечно, мы часто летаем в отпуск… А вот и ваши апартаменты, джентльмены. Если что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, свяжитесь со мной.
Бигмэн огляделся. Комната была небольшая, но кровати убирались в стенную нишу; два стула были тоже откидные; комбинированный письменный стол со стулом; маленькая кладовая; примыкающая ванная.
— Эй, — сказал он, — здесь получше, чем на корабле, правда?
— Неплохо, — согласился Лаки. — Наверное, это одна из их лучших комнат.
— Почему бы и нет? — заметил Бигмэн. — Надеюсь, он в курсе, кто ты.
— Надеюсь, что нет, Бигмэн, — сказал Лаки. — Он предположил, что я командированный инженер. Все, что ему известно — это что меня прислал Совет.
— Все остальные знают, кто ты, — настаивал Бигмэн.
— Не все. Майндс, Гардома и Уртейл… Слушай, Бигмэн, что ты не идешь в ванную? А я пока закажу еду и попрошу принести все необходимое из «Молнии Старр».
— Годится, — бодро согласился Бигмэн.
Под душем Бигмэн громко пел. Как обычно в безводном мире, вода для ванной была лимитирована, и на стене висели строгие предупреждения о том, сколько воды дозволено использовать. Но Бигмэн родился и вырос на Марсе. Он испытывал огромное уважение к воде, и ему так же не могло прийти в голову без толку плескаться в воде, как, например, мыться в говяжьем соусе. Он не жалел мыла, берег воду и громко пел.
Он встал прямо перед сушилкой, которая окатила его тело струями сухого воздуха, и похлопывал себя руками, чтобы скорей высохнуть.
— Эй, Лаки, — закричал он, — еда уже на столе? Я есть хочу.
Он слышал голос Лаки, который что-то тихо говорил, но не мог разобрать слов.