Это были длинные ночи, наполненные сладким запахом жимолости и звонким смехом его матери, раздававшимся из ее спальни, расположенной этажом ниже. Ему вторил низкий, рокочущий бас. Как он тогда в ярости заламывал себе руки! Он догадывался о том, что происходящее в спальне безнравственно и порочит его семью.
В эти мгновения он плакал от унижения и желал, чтобы снизу послышался голос отца, защищающего свою честь.
Но в то же самое время он был заинтригован, пытаясь представить, что происходит между матерью и ее последним любовником. Он хотел испытать все, что рисовало ему буйное воображение подростка, и кровь бурлила в его жилах.
Талиссия… Прекрасная, чувственная Талиссия Феррис Шэффер, его мать… Раньше он ни разу не встречал женщину, которая могла сравниться с ней красотой, вот только теперь — Энэлайз.
Сердито встряхнув головой, Марк Шэффер, отогнал от себя воспоминания и осторожно перелез через низкую решетку. Притаившись в тени деревьев сада, он стал представлять себе план дома. Как и большинство зданий в этом влажном климате, дом был окружен крытой галереей с колоннами. Во всех стенах дома были проделаны узкие окна со ставнями, которые открывались от малейшего бриза[14] и обеспечивали хорошую вентиляцию. Во время бала и визита он заметил, что кабинет и столовая располагались справа от парадного входа, а зал для приемов — слева. За танцевальным залом были две комнаты конторы. Рабы спали в отдельной пристройке к дому, а спальни членов семьи располагались на втором этаже.
Он вышел из-под укрытия деревьев и перепрыгнул через перила веранды. Стараясь ступать как можно более тихо, он осторожно подошел к окну первой комнаты конторы. Ставни были захлопнуты. Он потянул ставню на себя и, проскользнув внутрь, замер, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. Когда это произошло, он различил перед собой небольшой письменный стол со стулом. Похоже было, что они принадлежали женщине, и он решил, что это — контора, где работала Энэлайз. Очень осторожно Шэффер открыл дверь в коридор, немного постоял, прислушиваясь к звукам, а затем крадучись через зал прошел к двери второй комнаты конторы.
Но эта, вторая дверь, была заперта. Похоже, именно здесь находится то, что ему было нужно. Там внутри должны быть чертежи, спрятанные от любопытных глаз. Марк опустился перед замком на одно колено и, вытащив из внутреннего кармана крошечный инструмент, стал открывать дверь. Старый замок не выдержал, когда на него с силой надавили, и достаточно легко раскрылся.
Едва переведя дыхание, Марк, положив инструмент в карман, вошел в кабинет и плотно прикрыл за собою дверь. Здесь ему пришлось зажечь свечу, рассчитывая на то, что плотно закрытые деревянные ставни не пропустят света ее крохотного огонька. От напряжения его желудок свело спазмом, но, преодолев страх, он стал медленно и методично исследовать комнату. Письменный стол был завален бумагами. Марк быстро пробежал их глазами. Ни одна из бумаг не относилась к торпедам. Ящики письменного стола также оказались закрытыми. Взломав их, Марк просмотрел их содержимое — его попытки найти чертежи снова не увенчались успехом. Шэффер распрямился и оглядел всю комнату.
Вдоль двух стен от пола до потолка стояли шкафы с книгами. Прямо около стены, напротив двери на веранду стоял целый ряд деревянных ящиков. Марк подошел к одному из них и открыл его. Внутри в аккуратных рядах стояли рулоны бумаги, которые походили на свернутые карты. Марк легко вытащил один рулон и развязал его. Не вызывало сомнений, что это были чертежи устройства для переработки сахарного тростника. Его сердце начало бешено колотиться и готово было выпрыгнуть из груди. Марк закрыл этот ящик и стал открывать другие. Он заметил, что один ящик справа был заперт. Очень быстро он вскрыл и этот замок.
Внутри ящика лежало несколько одинаковых рулонов. На одном из листов был чертеж бронированной лодки, а на следующем, похоже, были чертежи торпеды. Взволнованный, Марк вытащил другой рулон. Неожиданно для него из свертка вылетела маленькая бумага. Марк поднял и рассмотрел ее.
Это была крупномасштабная карта реки Миссисипи ниже Нового Орлеана. На карте стояли два знака «X», отстоящие на тридцать ярдов друг от друга. В углу карты были написаны слова: «…дана мне полковником Челмерсом 24.02.1862 г. взамен на мое оружие».
Сердце Марка стучало глухими ударами. Он развязал большой рулон. Здесь Джоном Колдуэллом были приклеены дагерротипы[15] торпедных аппаратов. Это оружие могло разрушить планы Союза по захвату Нового Орлеана. Это были торпеды, которые защищали проход по реке Миссисипи, торпеды, которые он был послан уничтожить.
Шэфферу страстно хотелось внимательно изучить чертежи, но он знал, что ему не следовало дальше испытывать свою судьбу. Чем дольше он будет оставаться здесь с зажженной свечой, тем больше шансов на то, что его обнаружат. Поэтому он быстро сложил обе бумаги так, чтобы они смогли поместиться во внутреннем кармане пальто. Он задул свечу и вышел из комнаты, затем чуть задержался в зале. Его мысль вновь вернулась к Энэлайз, которая сейчас лежала в своей спальне на втором этаже. И ему так захотелось взглянуть на нее в последний раз.
Он понимал, что с его стороны это будет страшным безрассудством. Такой визит сильно увеличивал опасность быть пойманным на месте преступления.
Энэлайз! Какая чертова девчонка! Он никогда не представлял, что такое наваждение может им завладеть!
Марк Шэффер покинул материнский дом, когда ему было пятнадцать лет, и поселился со своим отцом в Нью-Йорке. С тех самых пор он ненавидел и презирал южан — всех: и мужчин, и женщин, и даже детей. Он ненавидел их «кодекс чести», в основе которого лежало право на жестокое рабство. Он ненавидел их лживых и вероломных женщин, своим поведением так напоминавших его мать. Он с радостью вступил в Армию Союза, когда южные штаты объявили о выходе из него и, тем самым, развязали гражданскую войну! Возможность воевать против южан за освобождение рабов и одерживать над ними победы доставляла ему истинную радость. Конечно, он не отказывал себе и в других радостях!
15
дагерротип — первый практический способ фотографии, изобретенный в 30-х годах прошлого века