Люцифер — это имя вполне подходило незнакомцу. Не зря Энэлайз сразу пришла в голову мысль о жеребце — густые черные волосы незнакомца, очень смуглая кожа и напряжение мускулов делали его похожим на этого красивого, но опасного зверя.
Энэлайз отвела свой взгляд в сторону от него и обратилась опять к своим поклонникам. Но его взгляд она все еще ощущала. Непривыкшая к такой дерзости, она смутилась и покраснела. Кто это, черт побери, и что он здесь делает?!
Она была уверена, что никогда раньше не видела его не только в своем доме, но и в Новом Орлеане. Она совершенно не представляла, кто мог пригласить его на вечер.
Оркестр заиграл следующий танец, и Энэлайз сказала насмешливым тоном:
— Ну, так что же? Неужели вы опять все сразу ринетесь приглашать меня? Я уже обещала этот вальс лейтенанту Карнеру. Смотрите, вот его имя в моей бальной карточке. А вам как не совестно думать, что моя бальная карта не заполнена?! Я что, похожа на «желтофиоль»?[4]
— Ни в коем случае! — воскликнул лейтенант Карнер и с готовностью протянул ей свою руку.
— Они все еще надеются занять мое место! Бедные люди! Не сердитесь! Мисс Энэлайз как-нибудь сжалится над вами!
Энэлайз громко расхохоталась — лейтенант всегда был так парадоксален в оценке происходящего, что даже она не всегда могла понять — серьезно он говорит или насмехается над всеми. Но танцором он блестящим все же не был, ибо не смог закружить ее в танце так, чтобы она позабыла все на свете. Танцуя, она не могла ни позабыть, ни перестать думать о том необычном темноволосом мужчине на ступеньках лестницы.
Она скользила по залу в вихре вальса и все смотрела на лестницу. На ней уже никого не было, и Энэлайз мгновенно решила про себя: а вдруг это только плод ее воображения? Она еще раз внимательно осмотрела зал и… обнаружила «плод своего воображения». На этот раз он стоял у стены и был поглощен разговором с Перри Маленсо.
Энэлайз нервно закусила верхнюю губу — так она делала по дурной привычке в те мгновения, когда очень волновалась. Она вдруг подумала, что незнакомец может быть дальний родственник Мэленкьюксов, и он пришел вместе с Перри? У Маленсо в окрестностях Батон Руж были, казалось, сотни таких дальних родственников.
Когда танец закончился, Энэлайз попросила провести ее туда, где чуть прислонившись к стене, стояла ее подруга Полина Бовэ. Рядом с ней сидела ее тетка с ястребиным носом, которая сопровождала ее на вечер. Вот Полина часто становилась «желтофиолью» и оставалась на вечерах и балах без кавалера, хотя и была приятной внешне. Девушки, порхавшие на танцевальной площадке, легко находили себе поклонников, а Полина предпочитала проводить вечера дома за чтением книг. И если бы не сегодняшнее торжество, она вряд ли пришла повидаться со своей дорогой подругой Энэлайз, так как знала, что опять станет вынужденным свидетелем ухаживания Эмиля Фурье за Бекки Олдвэй.
— Привет, Энэлайз! — натянуто улыбнулась Полина своей подруге. Она очень болезненно переживала то, что опять не имеет постоянного поклонника и не танцует. Но тем не менее она произнесла:
— Сегодня чудесный вечер!
— Да, — подхватила их разговор тетка Полины с ястребиным носом, которая как настоящий ястреб зорко следила за тем, что делается вокруг. — Но только не говори мне, что так чудесно все устроила твоя мать! — обратилась она к Энэлайз. — Я знаю Терезу дю Буа с тех пор, как она бегала еще в коротеньких юбочках, и она никогда ничего подобного не могла устроить. Предел того, что она когда-либо могла сделать, так это выбрать кусок материи на платье, чтобы покрасоваться перед всеми своей фигурой и поболтать о последних сплетнях и скандалах, — закончила она.
Полина покраснела и испуганно посмотрела на Энэлайз. Жанетт, ее тетка, была кузиной отца, старой девой и ужасным деспотом. Она была в родстве с доброй половиной аристократических креольских семейств Нового Орлеана, таких как семейство Бовэ, Борегард, Картерэ. И она решила, что имеет поэтому право высказывать обо всех и обо всем что угодно и где угодно в совершенно бестактной форме.
Полина очень часто испытывала на себе ее грубость и бывала обиженной и оскорбленной. Но мать Полины давно уже умерла, и она была в зависимости от Жанетты из-за стесненного финансового положения семьи. Это мешало Полине и в выборе поклонников.
Энэлайз весело засмеялась над замечанием старой женщины. Она сама знала о легкомысленном характере своей матери гораздо лучше, чем это знала Жанетт Паке. Отрицать слова Жанетт она никак не могла, но, ничуть не удивившись, ответила:
— Ну, кузина Жанетт, не будь так язвительна по отношению к моей матушке. — Энэлайз обратилась к ней так фамильярно, потому что та была старинным другом их семьи. — Она оказалась способной и на большее. И доказательством этого служит то, что она отловила двух богатых мужей!
Старая леди раскрыла рот и насмешливо хмыкнула, затем натянуто улыбнулась.
— Полина, — сказала Энэлайз, взяв свою подругу под локоть. — Я хочу тебя кое о чем спросить. Я только что видела очень неприятного человека и мне хотелось узнать, кто он такой. Ты ведь знаешь всех в округе.
Полина поняла, что подругу очень заинтриговал этот незнакомец. На Энэлайз это было непохоже. Она никогда прежде не интересовалась никакими мужчинами. У нее всегда было так много поклонников, что она не придавала им никакого значения, как избалованное дитя не придает значения своим многочисленным игрушкам.
— О ком ты говоришь? — прошептала Полина.
— Да о том смуглом человеке, что беседует с Перри Маленсо у дальней стены. Ты знаешь его?
Полина прищурила глаза. Годы, проведенные за чтением, сделали свое дело — она плохо видела вдаль.
— Не уверена, что знаю его, — ответила Полина. Энэлайз вздохнула. Она надеялась, что Полина, знавшая хорошо все старинные французские семьи, поможет легко установить личность незнакомца. Но Энэлайз поняла: видимо, он был приезжим и Полина не могла его знать.