Тамука сделал шаг назад, уступив дорогу стражникам с лампой и погребальным помостом. У выхода из юрты на земле стояла наготове еще одна платформа, гораздо больших размеров. Двенадцать стражей со своей ношей на плечах вступили на нее. Восемьдесят воинов встали по всем четырем сторонам большой платформы. Опять прозвучал хлопок в ладоши, и все сооружение с останками Джубади на самом верху было поднято на плечи носильщиков. Двухэтажная конструкция почти двадцати футов высотой остановилась перед откинутым передним полотнищем шатра.
В голове Тамуки мелькнуло воспоминание о пире полнолуния перед самой войной, когда полупьяного Джубади вынесли из юрты на высоко поднятом щите карты племен и командиры уменов.
Вновь запела одинокая нарга. На ее призыв откликнулись сотни других. Их пронзительный звук прорезал утренний воздух и почти заглушил мерный рокот барабанов, не смолкавших все тридцать дней. Теперь барабаны звучали в более медленном ритме, ритме смерти. В непередаваемой какофонии смешались крики орды, бряцанье мечей, барабаны и нарги. Казалось, звуки обрели осязаемую форму, вырвавшись на свободу после тридцати дней молчания. Медленными размеренными шагами восемьдесят носильщиков вынесли тело Джубади на свет зарождающегося дня.
Вместе с Вукой и Хулагаром Тамука вышел из юрты вслед за телом Джубади. Кроваво-красное солнце висело низко над горизонтом, легкий утренний туман рассеивал его лучи. Карты кланов, объединенных в орлу мерков, выступили из толпы и присоединились к процессии, за ними подошли командиры уменов, шаманы и немые стражи, которым предстояло сопровождать своего господина на всем его пути. Вслед за ними шествовали музыканты с поднятыми к небу наргами, с колоколами и литаврами.
Процессия направилась на запад, широкой дугой огибая шатер с юга. Все пространство вокруг, вплоть до ненавистного города скота, было заполнено темной массой орды. Тамука хотел сделать из города погребальный костер, но Вука и Сарг отклонили его предложение.
Они объявили это место проклятым и решили оставить его в забвении. Щитоносец старался не смотреть на город.
Почти вся орда наблюдала с вершины холма за погребальной процессией. Вдруг как по команде они с криками скорби устремились вперед, стараясь подойти вплотную к платформе. Воины целого умена, стоявшие плечом к плечу с опущенными копьями, с трудом удерживали свободный проход. Временами их строй угрожающе изгибался под напором толпы. Сотни мерков умирали в давке или напоровшись на копья охраны.
Медленно, шаг за шагом, процессия все же спускалась с холма, иногда останавливаясь на несколько минут, чтобы воины могли освободить дорогу от напиравшей толпы. У подножия Тамука заметил, что земля покраснела от крови десятков растоптанных или заколотых мерков. «Напрасные потери, — неприязненно подумал он. — Лучше было бы умереть на поле сражения, чем в давке».
Наконец процессия начала подниматься по склону следующего холма, идущие впереди носильщики слегка пригнулись, чтобы погребальная платформа не наклонялась. Вершина была плоской, как будто срезанной гигантским ножом. Десять тысяч скотов трудились над сооружением могильного кургана Джубади, выравнивая вершину и выкапывая яму в самой середине холма. Работа была закончена только прошлой ночью.
Носильщики внесли платформу на вершину и остановились. Толпа вновь рванулась вперед, и на мгновение Тамука ощутил укол страха, когда воины, стоявшие по обеим сторонам прохода, почти соприкоснулись спинами. Шум достиг своего апогея. Тамука заметил, как побледнел Вука при виде рвущейся навстречу толпы. Но воины быстро справились со своей задачей, и процессия, заметно ускорив шаг. поднялась на вершину вслед за платформой.
Тамука глубоко вздохнул и обернулся. Узкая долина была заполнена до краев, проход быстро исчез под напором наиболее энергичных мерков. Только на самой вершине холма было свободно — здесь толпу сдерживал еще один умен, расположившийся с трех сторон шестью рядами с копьями наперевес. С четвертой, южной стороны был выстроен высокий забор.
Тамука стал внимательно рассматривать курган. Плоская площадка на вершине имела около ста пятидесяти футов в поперечнике. В самом центре была вырыта яма около сорока футов диаметром и двадцати глубиной. В яме был сложен штабель дров, на который надлежало поставить погребальную платформу. С четырех сторон ямы до самого края площадки были прорезаны канавки около шести футов шириной. К самому дну вели земляные ступени, вырубленные в восточной стене ямы. Внутренняя поверхность ее была выложена тщательно подогнанными и отполированными до блеска камнями.
Прозвучали отрывистые команды, восемьдесят носильщиков опустили большую платформу на землю и отошли назад. Тамука взглянул на Хулагара, и сердце его сжалось. Старый товарищ почувствовал его взгляд, улыбнулся по-отечески и похлопал его по плечу. Два шамана поднялись по ступеням из ямы, неся прикрепленное к двум шестам черное погребальное знамя Джубади.
Его вид пробудил у Тамуки неприятное воспоминание о том, как тридцать дней назад такое же знамя развевалось под стенами Суздаля. При появлении знамени кар-карта снова раздался высокий звук нарг. После этого как по волшебству стихли все рыдания, раздавались только вопли ста пятидесяти тысяч скотов, ожидавших своей смерти в загоне на южном склоне холма.
Шаманы с высоко поднятым знаменем обошли вокруг ямы и остановились перед погребальным помостом Джубади. Сарг кивнул, и шаманы медленно спустились по ступеням. Карты племен и командиры уменов, окружавшие тело, закончили прощание и отошли назад. Двенадцать носильщиков со скорбной ношей на плечах, сопровождаемые еще двоими с лампой, единственной, горевшей на протяжении всех тридцати дней, спустились в могилу. Вслед за ними прошли Хулагар, Вука, Сарг и Тамука.
На дне ямы крики и стоны скота были почти не слышны, прохладные камни стен не пропускали их внутрь. У подножия ступеней Тамука задержался, пока немые стражники устанавливали погребальные носилки на пирамиде дров, занимающей большую часть пространства и достигавшей уровня груди.
Настал момент тишины, как будто никто не решался продолжить церемонию. Наконец Сарг выступил вперед и положил руку на покрытый шрамами лоб Джубади.
— Иди, мой кар-карт, иди, Джубади, уходи в царство наших предков. Ты будешь вечно скакать по бесконечным небесам. Даруй силу твоему сыну Вуке и всему твоему народу. Все мы когда-нибудь придем к тебе туда, где простирается бескрайняя и вечная степь небес. Иди, мерк Джубади, иди к тем, кто странствует среди звезд.
Сарг склонился над телом и прижался лбом к голове Джубади, плечи его содрогнулись от горьких рыданий.
— Прощай, мой друг, — прошептал шаман и отошел от тела.
После этого Сарг кивнул Вуке, и тот вместе с Тамукой вышел вперед. При приближении к телу стал заметен слабый запах разложения, который не могли заглушить ни травы, ни душистые масла, втиравшиеся в тело покойного. Тамука и Вука вместе подошли к Джубади и положили руки на то место, где еще недавно билось его сердце.
— По праву крови моего отца теперь я буду править мерками, — шепотом произнес Вука. — И по праву моей крови будет править тот, кто придет после меня.
Тамука почувствовал, как дрожит распухшая рука Вуки. На мгновение он почти пожалел Вуку, страдавшего от инфекции, которая сжигала руку после нанесения ритуальной раны в день смерти Джубади. Тамука, как его щитоносец, тогда перевязал его рану лоскутом из своей походной сумки.
— Как Хулагар оберегал тебя, так я, Тамука, стану щитоносцем для кар-карта Вуки, — прошептал он, потом помедлил немного и продолжил: — Следуя нуждам нашего народа и указаниям моего духа «ту».
Вука смотрел на него, даже не понимая, что слова щитоносца выходят за рамки ритуала. Тамука опустил голову, и они оба отошли от тела. Хулагар печально улыбнулся.
— Так окончилась эта жизнь, — со вздохом сказал он. Он повернулся и отстегнул висевший на правом плече бронзовый щит, символ его ранга. Хулагар высоко поднял шит и, подержав его в воздухе, снова опустил и левой рукой смахнул с него невидимые пылинки. Потом протянул его Тамуке.