Воздушные корабли мерков все время кружили над дорогами, следя за передвижениями армии. Если мерки надеялись дать генеральное сражение здесь, то они просчитались. Отступление прошло довольно гладко. Три с половиной корпуса были переправлены к Пенобскоту за четыре дня, теперь в Кеве оставалась лишь одна бригада 4-го корпуса, но и эти солдаты уже грузились в поезд. Позади оставались только кавалерия Шовалтера и отряд добровольцев, укрывшихся в лесу на севере. Это подразделение набиралось из людей любого звания и было первым из пяти отрядов, которые должны были развернуть партизанскую войну на всем пространстве от Вазимы до Сангроса. Еще одна бригада, выделенная из корпуса Шнайда, перешла в подчинение Буллфинчу и несла службу на море. Мерков на их пути ожидала серия неприятных сюрпризов на обоих флангах и в тылу. Эту особенность нынешней войны Эндрю находил особенно неприятной, но настаивал на ее необходимости. Теперь не существовало такого понятия, как гражданские лица. Рабочие на фабриках были не менее важны, чем солдаты на фронте. Мерки навязали им тотальную войну, такой она и была с самого начала.
Эндрю взглянул на последний номер иллюстрированного еженедельника, выпускаемого Гейтсом. Всю первую страницу занимала фотография, привезенная Джеком Петраччи. Сверху кириллицей, а снизу латинским шрифтом шла надпись; «Мы отомстим». Снимок был устрашающим, как и рассчитывал Эндрю; он напоминал об их общей участи в случае поражения. Полковник знал, чем будут заниматься партизанские отряды после прохождения армии. Был отдан приказ щадить только детей — он не мог допустить, чтобы геноцид достиг такой степени, — но все остальные мерки подлежали уничтожению. Женщин и стариков надлежало убивать, юрты сжигать, лошадей уводить или истреблять. Это противоречило как правилам ведения войн между ордами, так и конвенциям, принятым на их бывшей родине. Эндрю взглянул на Кэтлин и на мгновение представил себе, что произойдет с ней, если ее захватят в плен. Теперь пусть они испытают это на себе, мрачно решил он, с болью думая о том, до чего они дошли. Но другого пути у них не было. Если хоть один умен останется в тылу, солдатам на фронте будет немного легче, а в тотальной войне ничто, кроме окончательной победы, не имеет значения. От христианских правил прошлой войны ничего не осталось, зато пошли в ход аэростаты, убийства вражеских правителей, даже погибших приходилось сжигать, чтобы они не попали в лапы к меркам.
Эндрю отхлебнул холодного чая и продолжал наблюдать за вражеским войском, подошедшим к стенам Кева. Калин с искаженным и побледневшим от горя лицом поднялся на ноги и отвернулся. Некоторое время он стоял неподвижно, потом нагнулся, подобрал горсть земли, положил в карман и направился к поезду.
— Он не может смотреть, как враги занимают последний кусок русской земли, — со вздохом произнесла Кэтлин, провожая взглядом президента Руси, державшегося неестественно прямо.
— Пора и нам отсюда выбираться, — отозвался Эндрю и тоже поднялся.
В полнейшей тишине предрассветных сумерек Тамука ехал по темным улицам Кева. Немые стражники беспокойно оглядывались в узких улочках на закрытые ставнями окна.
Пустота, опять пустота. Тамука не доверял донесениям с летающих машин, они наверняка ошиблись, здесь должно было произойти хоть какое-то подобие сражения. И снова ничего. Пять дней скачки ради того, чтобы вместо поля боя оказаться в пустом городе.
— Не могут же они убегать вечно, — проворчал Тамука, поглядывая на Сарга.
— Но они прекрасно справились со своей задачей, — спокойно ответил шаман. — Зато у нас теперь дополнительные проблемы.
— Ты не хуже меня знаешь, что нельзя давать им больше времени.
— Вот поэтому я и пришел поговорить с тобой, щитоносец, — тихо, почти шепотом, произнес Сарг. — Поначалу я не верил в предположение Джубади. Теперь я в этом убедился. Эти скоты одержимы демонами, раз они бегут с земли, которую получили из наших рук. Только сумасшествие или одержимость могли заставить их так поступить. Представляю, чем бы нам грозила задержка на год.
— Или на двадцать лет, как предлагают некоторые, — подхватил Тамука.
— Вот об этом я и говорю.
Тамука молча кивнул. Одновременно с донесением о дальнейшем отступлении скота на восток присланный кар-картом всадник принес весть о том, что в Карфагене вспыхнуло восстание и скот захватил город, перебив несколько тысяч мерков и прогнав целый умен. К югу от Карфагена осталось только два, и бантаги не преминут воспользоваться этой слабостью, чтобы захватить город. Существовал договор, по которому они могли получить часть продукции фабрик, но только после того, как Рим и Русь будут полностью раздавлены. Теперь бантаги могли двинуться в наступление, после чего меркам достанется только опустевшая земля.
Все складывалось слишком неудачно. По крайней мере, кровь воинов пролилась не зря, оставшиеся жаждали отомстить. Но враг исчез, испарился, и это вызвало недовольство орды. Мерки верили, что этой ночью их ждет изобилие свежей пищи, а после разгрома армии сопротивление скота прекратится.
Всего тридцать пять дней назад русская армия испытала тяжелейшее поражение, дух солдат был сломлен, их семьи бежали на восток. Теперь страна опустела. Тамука доехал до центральной площади, помедлил немного, потом развернул коня и вернулся к главным воротам. На воротах он снова увидел странную картину. «Мы отомстим» — так ему перевели надпись на этой картине. Тамука спешился и посмотрел на Сарга.
— Мне надо остаться наедине с кар-картом, — спокойным голосом сказал он.
Сарг молча кивнул и жестом приказал стражникам удалиться. Тамука низко поклонился огню очищения, разведенному по обе стороны от входа в юрту кар-карта, и вошел внутрь. Вука приподнялся на ложе и посмотрел на вошедшего.
— Я приказал, чтобы меня не беспокоили, — прошептал кар-карт.
Тамука поклонился и подошел поближе.
— Сарг рассказал мне о твоих лихорадочных видениях и о твоих планах.
Вука с опаской смотрел на своего щитоносца.
— Лихорадка уже прошла, и рана больше не гноится, — возразил Вука и приподнял правую руку.
— Ты все еще болен. Вука медленно кивнул.
— Я знаю причину.
— И что это за причина? — спросил Тамука.
— Это ты.
Тамука не шелохнулся.
— Сарг нанес ритуальную рану, а ты перевязал ее лоскутом из своей походной сумки. Потом Сарг обработал рану. Значит, причина болезни в лезвии меча, или в повязке, или в снадобьях Сарга. Кто-то из вас двоих хотел, чтобы болезнь прикончила меня. Вука холодно посмотрел на щитоносца.
— Это чепуха. Так что тебе привиделось? — спросил Тамука.
Вука беспокойно осмотрелся по сторонам, как будто испугавшись, что наговорил лишнего.
— Прошлой ночью со мной говорил мой отец. Тамука почувствовал холодок, пробежавший по спине, волосы у него на шее встали дыбом. Это могло означать, что дух Джубади не ушел в небесные степи, что он встревожен или узнал в заоблачном мире нечто важное, что заставило его спуститься на землю и предупредить живых.
— Он сказал, что война со скотом должна быть закончена. Что мы должны вернуть себе Карфаген, иначе им завладеют бантаги, узнают секреты янки и воспользуются ими против нас, тогда мой народ окажется между двух огней.
Тамука оцепенел и не мог отвечать.
— Я слышал донесения, — продолжал Вука. — Хотя ты и постарался скрыть их от меня. Янки и русские убежали в Рим. Это пространство между двумя царствами слишком мало даже для орды тугар. Мы лишились добычи на Руси, и нам предстоит тяжелый переход, а впереди — нелегкое сражение. В это время бантаги жиреют на южных землях. Мой отец общается с духами и видит истину, которая скрыта от тебя, щитоносец.
— Янки будут ждать и готовиться amp; нашему приходу, набирая сил с каждым днем. Один тяжелый поход, и мы покончим с ними раз и навсегда. Твой отец понимал это, и я тоже. Если мы задержимся еще на год. они вернутся сюда и станут еще сильнее, чем теперь. Мы должны задушить сопротивление в зародыше, пока оно не распространилось дальше. Если мы сейчас уйдем и вернемся только в следующем обороте, мы столкнемся с гигантским чудовищем.